– Увидит еще кто…
– Здесь никого нет.
– Все равно не надо.
– Вам неприятно?
Она промолчала. Он отпустил пальцы, потом освободился от ее руки.
– Вы обиделись? – спросила она.
– Да нет…
– Обиделись.
– Ну почему же… Вовсе нет…
– Зачем все это? – голос у нее был виноватый.
– В самом деле…
– Вы как ребенок.
– Конечно. Все это придумали дети.
– Дети? – она рассмеялась. – Ну, раз дети, то можно, – Антонина Петровна протянула ему свою ладонь, он поднес ее к губам и поцеловал.
Наверху дул ветер. Церковь стояла на самой вершине горы, ее основание сразу переходило в обрыв, обрыв в пропасть. На дне пропасти лежали камни, сломанные деревья, торчали вывернутые корни – видно, здесь случались обвалы. За пропастью синел лес, за лесом тускло светилось подернутое мглой море…
Церковь была пуста. В ободранном здании гулял ветер, скрипел какими-то железными прутьями. Было холодно и неуютно. Она поежилась.
– Я замерзла. Пойдемте выпьем кофе.
– А здесь есть?
– Да. Рядом ресторан. «Шалаш».
– Я его видел снизу. Прямо около церкви. Это он?
– Он.
– Основная идея: «с милым рай и в шалаше»?
– Наверно.
Возле церкви бродили люди, задирая головы на ободранный купол, и он не решился взять ее под руку. Кто-то даже поздоровался с Антониной Петровной, и она неловко и торопливо кивнула.
Ресторан был сделан из просмоленных черных бревен в виде огромного шалаша. Из полуоткрытых дверей тянуло запахом зажаристого шашлыка, чесноком, луком, уксусом, пряными специями, глухо доносились звуки джазовой музыки.
– Вы здесь часто бываете? – спросил Холин.
– Нет. Иногда… когда…
Она не договорила.
– Когда что?
– Так… Когда гуляем поблизости.
«С кем?» – хотел спросить Николай Егорович, но сдержался. Вопрос обязательно получился бы с нотками обиды, ревности, а он не имел никакого права ни обижаться, ни ревновать.
Они вошли в ресторан, и Холин буквально остолбенел от бесшабашного веселья, царившего в «Шалаше». Ресторан состоял из двух залов: в одном танцевали под музыкальный автомат, в другом пили и ели. У входа во второй зал бойко торговал буфет: шампанское на разлив, коньяк, шоколадки, сигареты…
Возле самого окна – окна были в виде треугольника, от пола до потолка – они нашли свободный столик на два человека. Отсюда было видно море. Но море с такой большой высоты не воспринималось как море; казалось, что это опустилось на землю летнее небо, небо в знойный пыльный день над степью опустилось, загустело, обволокло гору серовато-зеленой лавой. Ни людей, ни чаек нельзя было различить. Только можно было узнать маяк, коротеньким лезвием перочинного ножика вонзившийся в лаву у самого берега, да белыми точками выделялись постройки санатория. Вокруг же, сколько хватал глаз, простирался темно- зеленый хвойный лес, похожий на слишком долго пролежавший на складе ковер. Подошла полная официантка, равнодушно-устало остановилась с блокнотом в руках, посмотрела поверх их голов.
– Что будем заказывать?
– Два кофе, – сказала Антонина Петровна. – Кофе крепкий?
– Как всегда… Средний…
– Тогда, пожалуйста, два кофе и два пирожных.
– И два шашлыка, и бутылку шампанского, – добавил Холин.
– Шампанского не надо, – поспешно сказала Антонина Петровна.
– Как же мы будем пить на брудершафт? – удивился Холин.
