Музея.
– Мне про вас сынок рассказывал, как вы его от этого изверга спасли. Прямо и не знаю, как вас, товарищ Скифин, и благодарить… Столько вы из-за моего перенатерпелись… Это надо же – неделю в шалаше прожить… Я вам нейлоновую рубашку подарю! У вас есть нейлоновая рубашка? Ну как же… Скоро выпускной вечер…
Мать Петра побежала к вместительному саквояжу, порылась и принесла Скифу белую нейлоновую рубашку.
– Наденьте.
– Что вы… Не знаю, как вас…
– Марья Николаевна.
– Мне неловко… такая дорогая вещь…
– Здоровье, мой милый, дороже всех вещей! Вы своим здоровьем рисковали, когда в шалаше сидели!
Племянник гипнотизера вытер руки о штаны и надел нейлоновую рубашку.
– Вам идет при вашем светлом волосе.
– Слишком тонкая. Все видно, – завистливо сказал Мотиков.
– Я бы и вам подарила, но такого размера нет.
– Можно из двух одну сшить, – намекнул чемпион.
– Мам, да садись ты! – крикнул Петр. – Все хлопочешь да хлопочешь. Давай лучше выпьем за защиту! Инженеры теперь…
– Инженеры… – проворчала Марья Николаевна, присаживаясь на стул и берясь за стаканчик с самогоном. – Всю жизнь навоз из-под коров вычищать. Мать чистила, отец чистил, и теперь вот сын будет чистить. Для того я тебя учила, что ли? Лучше всех в классе был. Задачки, как орехи, щелкал. Учителя не нахвалятся. Каждый день мне говорили: умный, талантливый.
– Мама!
– А то неправда, что ли? Знакомый у нас есть – с отцом вместе воевал. Хоть сейчас, говорит, в научный институт его устрою. Скажите, Саша, вот вы умный человек, неужели никак нельзя от этого колхоза отвертеться?
Мать Петра Музея бросила вилку и заплакала:
– Ничего для своего сыночка не пожалею… Последнее отдам.
– Мама!
– Вы бы придумали что, Саша… Вы такой ловкий, быстрый… Хватка у вас… Вот сейчас, смотрю, сидите, а глаза так и вертятся, руки так и ходят… А мой такой, прости меня грешную, такой телок!
– Мама! Если вы не перестанете, я сейчас уйду!
– Что, неправду я говорю?! Тебе кто хошь на голову сядет! Помнишь, Игнатка книгу в школе спер, а на тебя свалил? Если бы не я…
Музей вышел, хлопнув дверью. Марья Николаевна вытерла слезы платочком.
– Я вам, Саша, скажу: живем мы, слава богу, в достатке. Огород и сад у нас хороший, у самой речки, да и хозяйство держим. Так что…
– Тут никто не поможет, – сказал Скиф, уплетая печеночный паштет. – Без открепления нашего брата, схишника, нигде не принимают.
– А где его можно достать, открепление это?
– В колхозе, куда направили. Это такая справка: мол, в хозяйстве таком-то инженер такой-то не требуется. Только кто же ее даст – эту справку?
– А вы бы, Саша, могли достать?
– Мне она не нужна.
– Он все может, – сказал Мотиков с набитым холодцом ртом. – Один раз он девкой оделся. Точка в точку.
Сашка Скиф наелся, откинулся на спинку стула и принялся философствовать:
– Сделать все можно, надо только голову иметь. Вот хотя бы с этим откреплением. Все, кто хочет его иметь, рассуждают как? Дескать, чем ближе к городу колхоз, тем больше там специалистов, а значит, и легче получить открепление.
– Он ее хвать, а там листья! – вдруг заржал чемпион. – Милашка-утопленник!
– Да… Помолчи, Мотя… А того не понимают, что аппетит приходит во время еды. Есть у него один инженер, так давай ему еще второго – в бригаду. Представляете? Он за откреплением, бедняга, приехал, а его – в бригаду! Ха-ха-ха!
– Га-га-га! – поддержал чемпион. – Он ее чмок – а там глина.
– А как бы вы, Сашенька, сделали? Что же вы ничего не едите? Леща хотя бы подрали. Смотрите, какой жирный. Домашний. – Марья Николаевна пододвинула племяннику гипнотизера толстого леща. Сашка посмотрел его на свет.
– Жирный, гад.
