нам нечего друг у друга отнимать; мы добрые и щедрые… а знаешь, почему? Потому что сами способны выбрать свою судьбу, и никто нам при этом не может помешать. Нам не надо спешить что-либо успеть, ведь, если вдруг ошибемся, всегда можем начать заново…
– Ох, не всегда!.. – раздался знакомый мужской голос (Аревик и не заметила, как они вернулись в галерею), – вот, я, например, почти всю жизнь провел по чердакам и, в лучшем случае, по каким-то частным коллекциям. Что это за жизнь?
– Не пугай девочку, – сказала Сусанна покровительственно, – у всех нас бесконечное будущее, и это главное, что следует помнить. Что ты жалуешься?
– Да так… хотелось бы большего… – поворчал мужчина.
– Так вперед!.. Как говорят русские – «вперед за орденами»! – Сусанна засмеялась, довольная знанием оборотов чужого языка, – а тебя, – она сделала легкое движение рукой, возвращая Аревик в плоское изображение, – я научу, как добывать жизненную силу, как выбрать тело, как выбросить оттуда его хозяина…
– Выбросить хозяина?.. – растерянно вторила Аревик.
– Дело в том, что отношения между нами не распространяются на отношения с обычными людьми. Конечно, мы стараемся и им причинить, как можно меньше вреда, мы относимся к ним с уважением и даже любим…
– Это, смотря в какую ситуацию попадешь, – снова вмешался мужчина, но Сусанна оборвала его:
– Хватит! Не забивай девочке голову! Она еще совсем ничего не понимает, а ты начинаешь «грузить» ее!
Аревик подумала, что в новой жизни, проблем не меньше, чем в старой, и, тем не менее, ни о чем не жалела. По крайней мере, у нее уже есть то, чего
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Тебя ждать? – многозначительно спросила мать, когда Катя уже стояла на крыльце, проверяя содержимое сумочки.
– И ее надейся – я не навсегда ухожу, – пошутила Катя.
– Я и не надеюсь – кому ты нужна с таким характером? Я из практических соображений – ты вернешься к ужину или утром?
– Мам, не задавай глупых вопросов!
На самом деле вопрос был не таким уж глупым – просто Катя не могла на него ответить. В принципе, она допускала обе возможности, но как можно знать заранее, чем все закончится?
Махнув матери рукой, она вышла за калитку.
Нельзя сказать, что Катя провела день в мечтах – это был самый обычный день, если не считать робкого, возникавшего ни с того ни с сего, ощущения грядущей радости. Оно казалось не связано с конкретными поступками или событиями, а просто поднималось настроение, а каждый окученный помидорный куст приближал к… к чему-то он приближал, и ей очень хотелось этого «чего-то».
Сегодня Катя не боялась прийти раньше времени, ведь отношения обрели некую определенность, при которой ей совершенно не зазорно спешить и радоваться встрече. Когда она появилась из-за угла, Вадим уже сидел в машине, задумчиво глядя на грязно-желтую стену дома.
– Привет, – Катя подкралась незаметно и остановилась. На ее лице застыла улыбка, готовая трансформироваться во что угодно, в зависимости от ответной реакции.
– Привет, – Вадим сначала взял ее руки, собираясь поднести к губам, но вдруг передумал и повернувшись, извлек с заднего сиденья очередной букет роз.
– Учти, к хорошему привыкают быстро, – Катя засмеялась, потому что все происходило именно так, как ей и хотелось.
– Я ж того и добиваюсь, – Вадим вылез из машины, оказавшись с девушкой лицом к лицу. Обнял ее, причем, совершенно буднично, словно по-другому и быть не могло.
Катя доверчиво уткнулась в его плечо. Несмотря на жару, от него пахло не потом, а исходил тонкий и очень приятный аромат – такой приятный, что его хотелось вдыхать и вдыхать, а для этого требовалось только, чтоб он не отпускал ее долго-долго… Вообще, если б не букет, она б тоже обняла его.
– Повторим вчерашнюю попытку? – спросил Вадим, – сначала ужинаем, а потом едем ко мне на экскурсию?
Катя молча кивнула. На эту программу она настроилась еще вчера, вернувшись домой.
– Залезай, – Вадим коснулся губами Катиного уха, отчего по ее телу пробежала волна, замершая внизу живота, – сегодня поедем на машине. Когда ее оставляешь одну, она, оказывается, обижается – сама вчера видела.
Для сегодняшнего ужина он выбрал совсем маленькое кафе. Кате было все равно, но войдя в зал, она решила, что здесь, и правда, приятнее, чем в «Белграде». Столики со свечами, рассчитанные на двоих; шторы, создающие интимный полумрак; огромный аквариум с медлительными, знающими себе цену, рыбами и тихая музыка, располагавшая к беседе.
Вадим галантно отодвинул стул. От этого жеста Кате вдруг сделалось неловко за свои любимые, «и в пир, и в мир», джинсы. Следующий раз она оденется по-другому (почему-то она больше не сомневалась, что будет и следующий раз, и следующий…)
Когда официантка исчезла с заказом, Вадим водрузил локти на стол, склонил голову и уставился на Катю немигающим взглядом. Обычно, когда на нее смотрели так, ей казалось, вроде, что-то в макияже требует срочной доработки, и она начинала мысленно метаться по своему лицу; настроение от этого портилось, но сейчас Катя чувствовала, как физически втягивается в этот взгляд, и думать о чем-либо становилось просто невозможно – она уносилась по двум невидимым лучам в светлую даль, где пенились водопады и пестрые птицы взлетали над яркими благоухающими цветами…
– Катюш, – Вадим вошел в ее радужный мир естественно, словно всегда являлся его неотъемлемой частью, – я уже успел соскучиться. (Слова были самыми простыми, никак не соотносящимися с водопадами, но настолько органичными, что лучше, пожалуй, и не скажешь).
– Я тоже, – Катя покраснела, но не от смущения, а от волны, снова прокатившейся по телу. Однако эта волна не была предназначена для кафе – здесь можно только обмениваться красноречивыми взглядами, и еще можно разговаривать, – Вадим, – Катя вспомнила свои вчерашние планы, – я тебе уже столько всего рассказала, теперь твоя очередь.
– А надо?
Катя тут же подумала, что в этом, действительно, нет необходимости. Разве недостаточно того, что вот он, перед ней; такой, какой есть. Ни его прошлое, ни будущее значения не имеют. Только если это будет их
– Ну, мне хочется, – Катя не нашла более весомых аргументов, которые посмела б произнести вслух.
– Ладно, – Вадим вздохнул. Лучики, связывавшие их, погасли, и Катя почувствовала себя свободной, вроде, сбросила сладостную, но все-таки зависимость, – родился я в глухой деревне. Отца не помню. Мать со мной и с братом несколько лет скиталась по всему Советскому Союзу – поднимала целину, работала на заводе, одно время была уборщицей в столовой… зато ели мы тогда «от пуза», – он невесело усмехнулся, – наконец, приехали сюда и остались. Здесь мы пошли в школу. После восьмого класса Константин поступил в художественное училище, а я доучился до десятого. Потом институт; завод; перестройка; бизнес… и в результате, мы имеем то, что имеем, – он развел руками, словно был недоволен собственной жизнью, – поэтому, видишь, у тебя все даже интереснее.
Катя подумала, что он многого не договаривает. Например, он ни слова не сказал о «Компромиссе», окрестив его просто – «бизнес». А что тогда включают понятия «институт» или «завод»?.. Не может человек с таким очаровывающим взглядом прожить такую обычную жизнь.
