– Нет, прокуратор, не посмею. Ты слишком умный, чтобы я мог лгать тебе. Но Бог, одарив меня необыкновенной силой, заверил ее своей печатью.
И Жезу медленно приподнял правую руку, раскрыл ладонь и показал ее прокуратору. Понтий Пилат глянул, прищурился, отошел на шаг.
– Сядь! – произнес он, махнув рукой на кресло, и принялся ходить рядом. Такого еще не было. Иудей сидел в присутствии наместника. – Я прикажу принести еды и вина…
– Не надо! – остановил его Жезу. – Ты очень взволнован. Если ты не знаешь, как поступить со мной, спроси меня.
– И как же мне поступить с тобой?
– В ближайшие дни мы должны отправиться в Рим. Там тебя ждет трон кесаря. Медлить нельзя, прокуратор. Наступит час, когда край Божьего плаща закроет солнце, и мрак, опустившийся на землю, возвестит народам о пришествии нового правителя.
– Но первосвященники требуют распять тебя.
– Тебе это предложение кажется более выгодным?
– Я не хочу… я не могу обострять с ними отношения.
– А что тебе иудейские первосвященники, если ты сюда уже никогда не вернешься?
Пилат с натяжкой усмехнулся.
– Мой возраст научил меня осторожности, Жезу.
– Мне кажется, ты колеблешься перед выбором. Смелее, прокуратор! Толпа перед твоей резиденцией ждет твоего решения. Ты слышишь, они кричат: «Распни его!»
Понтий Пилат стремительно подошел к Жезу, и его белый плащ, взметнувшись крылом, погнал по залу ветер.
– Решение уже принято, неужели ты еще этого не понял? – процедил он. – Уйти надо с чистыми руками.
– Что ж, если первосвященники хотят крови, хотят получить пасхальную жертву от прокуратора, то распни… кого-нибудь другого.
– Другого? – Пилат обернулся, посмотрел на Жезу и задумался. – А кого другого?
– Твои центурионы арестовали еще одного человека. Кажется, его зовут Адриано.
– Я думал, ты будешь просить за него.
– Я его почти не знаю.
– Но он был с тобой. Он любит тебя…
– А ты знаешь наперечет все капли, что журчат в твоем фонтане?.. Меня любят тысячи людей – пусть же доказывают поступками свою любовь и преданность. Отдай этого человека солдатам, прикажи им постараться, чтобы он сам на себя не был похож, да надень на него мой хитон. А меня тайно проводи на корабль.
Понтий Пилат думал. Он мучительно думал о каждом своем шаге. Этот Жезу непростой человек. Он притягивает веру людей в себя. Он словно солнце – где появляется, туда все смотрят, туда идут, протягивают руки; и он для них – источник жизни, тепла и света… Не обмануться бы, не ошибиться. Один неверный шаг – и в пропасть. Рим не прощает неудачливых заговорщиков.
– Жезу, – произнес Пилат, – помоги мне для начала поверить в тебя.
– Возьми, – ответил Жезу и протянул Пилату белый камень.
Это был не бриллиант, не изумруд, не сапфир, а лишь небольшой кусочек мрамора с высеченным на нем изображением полукруга, внутри которого мягко изгибались женственным контуром замысловатые линии.
– Эта печать даст тебе половину Божественной Власти, – сказал Жезу. – Вторую половину ты получишь, когда мы прибудем в Рим.
Прокуратор сжал камень в кулаке, затем опустил его в мешочек, висящий на поясе, и хлопнул в ладоши.
– Проведи его через атриум в ванную, – приказал Пилат вошедшему легионеру. – И распорядись, чтобы накрыли в триклинуме на двух человек.
– Благодарю, – произнес Жезу и едва-едва поклонился.
Легионер повел гостя к входу в главное помещение резиденции, обрамленное алтарем с изображениями богов.
Понтий вдруг окликнул его:
– Жезу! А тебе не жалко его?
Жезу остановился, обернулся.
– Кого?
Понтий Пилат вяло махнул рукой: «Не понял». Он не ошибся. Жезу в самом деле не догадался, о ком спросил его прокуратор, а раздумывать не стал и тотчас забыл о вопросе.
ГЛАВА 55
Влад выжимал из машины все, на что она была способна. Мотор ревел и захлебывался. «Альфа Ромео»,
