— Закурим? — предложил я. — Хорошее дело — табачок!
— Не хочу, — чуть слышно прошептал Вовчик. — Не буду.
— Давай, давай! Закрепим, так сказать, условный рефлекс.
— Не хочу!
Неожиданно Вовчик расплакался.
Я отправил сигару в урну, обнял Вовчика за плечи.
— И правильно! Вот таким ты мне больше нравишься, парень. Есть в тебе что-то этакое...
После того случая Вовчик неожиданно привязался ко мне.
Произошло это то ли от того, что я мимоходом показывал ему разные приемчики, то ли потому что иногда угощал заморской жевательной резинкой. А может, просто малому не хватало мужской опеки, старшего товарища.
К сожалению, я забыл об аксиоме Сент-Экзюпери — «мы в ответе за тех, кого приручили». Нехватка времени привела к тому, что Вовчика я стал видеть все реже и реже, пока не приключилась такая неприятная история...
Вообще-то до меня доходили слухи, что его задержала милиция за какой-то мелкий проступок, но в память об отце простили, отпустили. Видно, не впрок. Надо бы построже.
Чувствуя вину, я решил встретиться с Вовчиком и как можно скорее разобраться в произошедшем. Понимал при этом, что редкие морализаторские встречи успеха не принесут, за парня надо браться всерьез, по-настоящему.
В воскресенье утром позвонил у его двери.
Дверь открыл он сам, и я, не церемонясь, вошел в прихожую.
— Привет! Кто дома?
— Я один.
— Закрой двери. Есть дело.
Вовчик спрятал глаза, так как отлично понял, по какому такому делу я явился ни свет, ни заря.
Усевшись посреди комнаты на расшатанный стул, я прежде всего осмотрел скромную обстановку.
Чистенько. Салфеточки, открыточки, бумажные цветы.
Какое-то время посверлив Вовчика взглядом, решил не миндальничать, не сюсюкать, брать сразу быка за рога.
— Где ордена?
Вовчик побледнел и так низко опустил голову, что можно было наблюдать обратную сторону его оттопыренных ушей.
— Условимся сразу — ты говоришь, куда девал ордена, дальше я действую по собственному почину, никому не распространяюсь. Твое имя нигде фигурировать не будет. Понял? Где ордена?
Вовчик застыл соляным столбом и упорно рассматривал что-то невидимое на подранном линолеуме пола.
Я решил применить «прессинг». Может, это было и жестоко, но ничего лучшего в голову не приходило.
— Отца твоего наградили посмертно? Наградили! Представь себе, если б его орден у вас стянули. Что б ты стал делать?
При упоминании об отце у ног Вовчика стали появляться мокрые точки. Вовчик всхлипнул. Я решил дожать.
— Если б ваш орден попал какому-то негодяю и он носил его? Говори, кому отдал!
— Толику, — всхлипнул Вовчик.
— Фамилия!
Вовчик пожал плечами.
Мне вовсе не улыбалось опять заниматься частным расследованием, но тут был особый случай. Надо было вернуть ордена так, чтобы не пострадал малый. Понемногу удалось выяснить, что ордена и медали Марка Фомича Вовчик продал какому-то Толику — «коллекционеру», ошивающемуся у филателистического магазина. Началось все с марок, которые, известное дело, требуют денег. Их-то у Вовчика и не было.
— Я ему за марки был должен, — вытирая нос рукавом, объяснил Вовчик, — а он попросил, чтобы я папин орден принес в залог. Ну, я принес, а он сказал, что не отдаст, если я другие взамен не принесу. Говорит, где хочешь, там и возьми. Тогда...
— Ты украл, — безжалостно дополнил я.
— Украл, — обреченно согласился Вовчик. — У дяди Марка.
— Почему ты ко мне не пришел? Почему у меня не взял денег?
Вовчик пожал плечами.
— Он сказал, что прибьет меня, если кому-нибудь скажу.
— Где его можно найти?
— У филателистического магазина. Но он сказал, что из меня котлету сделает, если заикнусь кому- нибудь.
Я немного знал публику, толкущуюся у филателистического магазина. В просторных парадных дома вовсю шла торговля марками, значками, этикетками и прочей дребеденью, интересующей коллекционеров. Как выяснилось, Вовчик знал «коллекционера» только с виду. Где тот живет, чем занимается, малый не имел понятия.
Тряхнув своими университетскими познаниями по педагогике, я пообещал Вовчику устроить его в группу начинающих боксеров. Спорт не является панацеей от бед и дурных наклонностей, но чем больше глаз будет следить за подростком, тем больше вероятности, что он не попадет в уголовную историю.
Расспросив о подробных приметах «коллекционера», я с ходу решил отправиться к филателистическому.
Магазин находился в старинном особняке с просторными парадными, со сквозными ходами, запутанными переходами. У его входа толпились в основном мальчишки, но были тут и солидные мужчины, и даже несколько увядших особ женского пола.
Для начала я потолкался в магазине, поглазел на серии красочных марок, порылся в каталогах, переговорил с продавцами, а потом выбрался наружу. Зажав в кулаке купленный целлофановый пакетик с «обменным фондом», стал переходить от группки к группке, прислушиваться к разговорам. Вскоре понял, что у магазина интересуются не только раритетами. Какие-то типы торговали зажигалками, жевательной резинкой, шариковыми карандашами и прочими мелкими «колониальными» товарами, привезенными из-за дальних морей и океанов.
Погода стала портиться, некстати заморосил дождь, и я отступил под козырек парадного, откуда было проще вести наблюдение за подходами к дому.
Через полчаса мне наскучила «натпинкертоновская» затея, захотелось спать, поэтому я решил больше не ждать. Если б не желание вернуть ордена Марку Фомичу, ни за что не стал бы разыскивать подонка, торгующего наградами. Куда проще сообщить его приметы милиции, а там — хоть трава не расти. Но я чувствовал угрызения совести — то, что Вовчик влопался в уголовщину, было и моей виной. Подсчитав, на какой день недели приходится мое дежурство ночью, решил прийти в следующий раз часика за два до начала смены. Сегодня здесь делать было нечего.
Я подождал, когда подойдет троллейбус, побежал к его раскрывшимся дверцам.
Надо было отдохнуть перед свиданием с Юлей.
Давно растаяла за кормой «Сансета» полоска земли. Жизнь на судне втягивалась в привычную рутину — вахты, принятие пищи, опять вахты.
Днем на камбузе один из новеньких, высокий, худой моряк в белых полотняных штанах, длинной рубашке и чалме готовил себе еду.
Хосе Феррачи, внесенный в судовую роль под другой фамилией согласно паспортным данным, варил рядом кофе. Спешить было некуда — его вахта вечерняя, развлечений никаких, судно в балласте, погода отличная, до Парамари несколько суток хода. На судне царил дух обособленности и скрытой неприязни.
Вошел стюард. Хосе немного знал его благодаря тому, что обоих наняли перед самым отходом
