«Сансета». Это обстоятельство сблизило их. Стюард был крепким парнем лет двадцати пяти, с хорошей улыбкой, открывавшей белоснежные зубы. Увидев Хосе, стюард улыбнулся, подошел сначала к коку, что-то сказал ему, потом спросил нового приятеля:
— Бразильский?
— Да. Угостить?
— Не откажусь.
Мимо них, что-то недовольно бурча, держа в руках мисочку с похлебкой, протащился моряк в чалме. Он мрачно посмотрел на друзей, вышел на палубу, сел у фальшборта, стал есть.
— Слушай, — спроси Хосе, — что за смазливая девчонка у капитана? Дочь?
— А, заметил! Нет, не дочь. Говорят, подобрал в каком-то порту. Или купил. Точно не знаю.
Начавшийся интересный разговор прервал чиф, заглянувший на камбуз.
— Передал коку? — спросил стюарда. — У кого здесь бразильский? — С видом гурмана втянул он запах. — Принесешь нам с капитаном, — приказал стюарду, мало заботясь, станет ли Хосе делиться припасами.
— Слушаюсь, сэр, — замешкавшись, ответил стюард.
Чиф ушел, и Хосе первым нарушил неловкое молчание:
— Не переживай. Отолью и твоим хозяевам. На всех хватит. Чего вот только ты перед ним тянешься?
— Нанялся — продался, — вздохнул стюард.
Раздался металлический звон. Стюард и Хосе выглянули наружу.
Пакистанец стоял над выбитой из рук посудиной, сжав костистые кулаки. Огромный матросище, толкнувший его, не извинился, а проворчал, входя на камбуз:
— Расселась собака на дороге, Смотреть надо.
Он напился кипяченой воды из бака, вытер пасть мохнатой рукой и вышел.
Тем временем пакистанец выбрал из посудины остатки пищи и, когда матросище проходил мимо, треснул его сзади со всего размаха звонкой посудиной по затылку.
Не ожидавший нападения матросище споткнулся, тут же пришел в себя и ринулся на пакистанца. Тот бросился наутек.
Хосе, сняв банку со вскипевшим кофе, выглянул на палубу, и увидел, как матросище почти догнал пакистанца у трапа. Тот неожиданно присел, и матросище прогрохотал по трапу, распластался на грузовой палубе.
Выглянул из камбуза и стюард.
— Началось? Пошли посмотрим.
Матросище бросился за пакистанцем, который успел укрыться в надстройке.
Пакистанец вихрем пронесся по жилой палубе, визжа, как недорезанный. Из кают стали выскакивать моряки.
Здоровяка-матроса уложили тут же, и через несколько секунд клубок тел выкатился на бак.
В основном команда состояла из людей крепких, видавших виды, владевших телом лучше, чем умом. Дрались не до смерти, но так, чтобы доставить противнику максимум неприятностей и последующих хлопот, связанных с восстановлением двигательных функций.
Сторонники пакистанца налетали, словно осы, на медлительных дружков здоровяка-матроса, погрузившегося в нирвану, били, убегали, прятались за коммингсы.
Зато если сторонника азиата ловили на удар, то это был, как правило, чистый нокаут.
Уже трое лежали недвижимо, уже кто-то выплюнул зубы, кто-то выл, отползая к трапу...
Стюард зорко наблюдал за происходящим. Хосе стоял рядом, помешивал кофе.
— Пошли, успокоим? — сверкнул стюард зубами.
— Драться нехорошо, — покачал головой Хосе. — Убить могут.
— А! — махнул рукой стюард и прыгнул в самую гущу.
Раздавая удары направо и налево, он в считанные мгновения «успокоил» пяток дерущихся.
Чиф, до этого спокойно наблюдавший за сражением из рулевой рубки, выругался, повернулся и исчез.
Стюард, оказавшийся один на один с типом из новеньких, застыл на месте. В руках противника был нож. Тип сделал одно, другое обманное движение, явно намереваясь выпустить из стюарда содержимое. Стюард не реагировал.
Хосе, видевший все сверху, подошел поближе к трапу и выплеснул дымящийся кофе на типа с ножом. Тип заорал, и тут стюард ударом ноги выбил нож.
Второй удар — в челюсть.
Раздался пушечноподобный выстрел.
На спардеке стоял чиф с огромным кольтом.
— Кончай ярмарку! — спокойно сказал он. — А те, кто хочет остаться без уха, могут продолжить.
И, почти не целясь, разнес выстрелом сигнальный фонарь на мачте.
Драчуны мигом исчезли с палубы. Остался стюард.
— А тебе нужно особое приглашение? — заорал чиф. — Где обещанный кофе?
Убрался и стюард.
— Эй, ты, смени фонарь! — приказал чиф Хосе. — Да поживей!
— Слушаюсь, сер.
Хосе пошел на камбуз, оставил там свою банку. С удивлением обнаружил у плиты пакистанца, который, как ни в чем не бывало, готовил еду.
Пакистанец подмигнул подбитым глазом:
— Драка дракой, а есть надо.
Хосе рассмеялся.
Чиф спустился на палубу, где жили офицеры, увидел Мэй, стройную девушку лет семнадцати.
— Мэй, зайди ко мне на секундочку.
Мэй отрицательно покачала головой.
Чиф посмотрел на кольт в своей руке, обезоруживающе улыбнулся.
— Да не бойся, Мэй. Есть дело. Зайди.
Секунду-другую Мэй колебалась, потом бочком вошла в каюту чифа, остановилась на пороге, не закрывая дверь.
— Мэй, — негромко, мягко сказал чиф, кладя кольт на письменный стол. — Ты уже большая и очень неглупая девушка. Я хочу поговорить о твоем будущем. В твои годы надо иметь хоть какие-нибудь документы, жить на берегу, иметь семью... А что с тобой делает кэп?
— Капитан — добрый человек.
— Добрый? Разве? Держит тебя взаперти и полтора года не пускает на берег.
— Меня полиция не выпускает ни в одном порту, — поправила Мэй.
— Вот видишь! А у меня к тебе предложение... Если ты убедишь капитана сменить курс, куда я укажу, у тебя будет много денег и документы. Настоящие, с печатями. Не захочешь — в любой стране, в любом порту куплю тебе вид на жительство. По выбору. Ну, как? Согласна?
Мэй колебалась. Предложение было очень заманчиво.
— Я не обманываю, Мэй.
— Сейчас поговорить с капитаном?
— Нет, моя умница. После того, как погрузимся в Парамари. Обдумай хорошенько, как преподнести нашу просьбу капитану.
Мэй кивнула и ушла.
Чиф закрыл за ней двери, спрятал кольт в ящик письменного стола, сел, закурил. Он прикидывал, правильно ли поступил, заговорив с Мэй о деле до захода в Парамари. Конечно, рискованно, но, в случае чего, можно убедить капитана, что Мэй не так поняла. Убеждать придется запасным вариантом.
В досмотровом зале недавно делали ремонт, привезли новое оборудование, поэтому наши столы
