– Зря... вы это, – вытолкнул Вадим, будто озвучивая суфлируемое кем-то – довольно бездарным, – Эдуард Валерьич.
Локоть упирался в гладкие темные доски, прямо перед глазами была массивная ножка стола, дальше, в перспективе, еще одна – а за ней рыжий замшевый Цитронов мокасин, судорожно втирающий носок в пол, словно Э. В. давил бычок или разучивал танец шейк. По почкам, сука. Он же по почкам меня...
– Не надо, – пресек не видимый Вадимом Цитрон поползновение не видимого Вадимом гарда. Уверенная интонация тревожно не вязалась с ерзаньем мокасина. – Все из него вытрясешь, от кого, кому... И насчет этой байды у нас в последние дни – тут, по-моему, одно. Абсолютно все, ты меня понял? И быстро. Черт... Ведь через пятнадцать минут уже... Ладно, вытрясешь, сразу звони мне. Или нет... Нет, звони, сразу. Но с ним ничего не делай, пока я не скажу. Все ясно? Давай, время...
Единственным косвенным ответом Цитрону был рывок, вздернувший Вадима вверх и поставивший на начавшие слушаться ноги – но не хозяина, похоже, слушаться, а ту силу, что так по-хозяйски хозяином распоряжалась. Следом прилетело в живот – средний булыжник, ап, ап ртом воздух, – но это так, не отключить, а напротив, подбодрить. Таки подбодрило: после доходчивого направляющего тычка покладистые ноги крайне ходко засеменили к выходу. Заботливо придерживающий Вадима за шиворот охранник примерился было отворить дверь – но тут она сама, упреждая и опережая, скакнула навстречу, едва не угостив со всего маху Вадима по носу.
Сперва Вадим решил, что процесс спонтанного размножения оккупировавших его зрительный анализатор ч/б гардов под влиянием стресса совсем вышел из-под контроля: в открывшемся проеме сгрудилась целая толпа этих громоздких, хорошо, но скучно и однообразно одетых мужиков с малоподвижными неприветливыми лицами. Впрочем, судя по внезапной обоюдной оторопи, если и взглюкнулось – то обеим сторонам по обе стороны порога.
Первым отреагировал Вадимов конвоир – уступая превосходящему количеству, сдал назад и вправо, к стенке, легко переместив за собой и ведомого. После второй секундной заминки гости двинулись вперед, моментально заполнив собой небольшое помещение, – двое, трое, четверо, много. Кстати, в костюме был все же не каждый, парочка – в просторных длинных кожанах, а один не без натуги втащил на правом плече чудовищных, с носителя, размеров и невнятной, но выдающей плотную набитость конфигурации черную сумку.
Пятеро.
В быстрый случайный миг, машинально отслеживая искоса насыщение VIP-зоны спортивными телесами, ничего не понимающий Вадим поймал Цитроново выражение – и понял, что самой большой и чреватой неожиданностью происходящее является как раз для Э. В. Правда, выражение тут же пропало, сменившись прежним “пустым лицом”.
Расположились вошедшие, малость помешкав, так: трое, включая того, что с сумкой, лицом к Цитронову столу, двое – к скульптурной группе “Вынос тела охуевшего сотрудника Аплетаева”. Сквозь давно и намертво приваренную ко всему облику парней тяжелую флегму потихоньку проступало неповоротливое недоумение. Что-то шло не так, не по плану.
И еще одна заминка, досадный неразварившийся комок.
Из стоящей сейчас почти спиной к Вадиму троицы выделился один. Габаритами и внешностью он от прочих почти не отличался, разве что возрастом (за сороковник: против общих тридцати – чуть больше, да фигура слегка оплывшая) – но по светлому, как и у Цитрона, костюму, даже Вадим догадался: генерал. Тоже генерал. Встреча на Эльбе.
– Добрый вечер, Эдуард, – приглушенно и нарочито бесцветно, как если бы ему мешал говорить флюс, озвучил пришлый командир. – Все в порядке?
– Добрый вечер, Григорий, – к ровному отмеренному деловому радушию Цитрон добавил отмеренного же удивления. – Вы раньше.
– А что, какие-то проблемы? – визитер то ли по натуре был менее светск, то ли заранее имел причины для неудовольствия.
– У меня – никаких, – ненавязчиво, но недвусмысленно нажал Э. В.
Они помолчали, глядя друг на друга с подтекстом. Будто подражая, обменялись продолженными взглядами Вадимов спутник и оба его визави.
– Ладно, – сдался Григорий, и тут же, не оборачиваясь, мотнул головой в направлении замеченных, надо же, Вадима с телохранителем. – А это?
– А это, – мгновенно – совсем чуть-чуть, но все-таки слишком мгновенно – откликнулся Цитрон, – мое дело. Уводи, Янис, – последнее через головы гостей адресовалось Вадимову сопровождающему.
– Не, погоди, – резко бросил Григорий – непонятно, Цитрону или Янису. – Есть вопросы.
– Григорий, – произнес Эдуард Валерьевич со все более настойчивой задушевностью, – вопросов нет.
Тем временем Янис, получивший конкретную команду, единственный во всеобщем настороженном торможении обрел алгоритм действия и стал действовать: поволок Вадима к выходу.
– Стой! – разом меняя тон, окончательно развернулся к ним Григорий. – Э, ты!
Видя, что Янис уже взялся за ручку, “генерал” как бы начал, наметил шаг в их сторону – но только наметил. Продолжил его один из стороживших Вадима с конвоиром парней – сместившись навстречу и преградив дорогу. Янис смахнул Вадима вбок (не отпуская) и замер с парнем нос к носу, благо роста они были одного.
Мизансцена изменилась – композиционным центром стала троица у дверей, еще двое гостей, включая главного, поворотились к ним, один остался против ушедших на задний план Цитрона с другим его телохранителем.
Туго, смачно высказалась сброшенная на пол черная сумища.
– Григорий! – Цитрон тоже переключил интонацию без всякого перехода: однако была, была в ее безапелляционной властности невесть как, но различимая лажа. – Я не понял!
– Нет, это я не понял! – Григорий, конечно, лажу уловил; к тому же на его стороне был численный перевес. – Кажется, ты...
Он не договорил – ситуация, вроде бы однозначно склонившаяся в его пользу, переменилась снова. Дверь, возле которой произошел затор, сильно ударила в плечо пришлого бойца – тот отпрянул, меняя угол обзора, странно подприсел, сунул за пазуху правую руку. Последний его жест моментально породил цепную реакцию: все рядовые участники действа проделали то же самое – включая двух новых, скользнувших боком по очереди в образовавшуюся щель. В одном из них Вадим признал того чрезвычайно долговязого, что свежевал апельсин в ресторане сбоку от Лады.
Теперь на четверых “григорьевцев” приходилось четыре “цитроновца”.
Ни следа показной расслабухи не осталось в участниках. Изначальное “не так” раздулось, накренилось, нависло – ждало толчка.
Дождалось.
Как всегда – с наименее вероятного направления. От самого до сих пор пассивного действующего (в смысле без-) лица.
С момента удара по почкам Вадим пребывал в ломком легковесном безволии – как бы перепоручив управление телом расторопному Янису и не нуждаясь более в самообслуживании. Но сейчас и Янис устранился, замер, – и тогда бесхозный Вадимов организм ни с того ни с сего, не отчитываясь перед рассудком, испражнился судорожным двигательным импульсом: Вадим бойко лягнул бодигарда в голень, выдрался из несколько ослабевшего захвата, сквозанул вдоль стены назад. Бодигард Янис был профессионал – так что порыв норовистого сотрудника Аплетаева закончился как должно: на полу. Нет, не положенным долгосрочным раушем – всего только отшибленным левым плечом: Янис чересчур отвлекся от подопечного, войдя в устойчивый резонанс с персональным оппонентом. Поэтому, загремев вторично на локоть, Вадим немедля завопил, катастрофически обрушивая напряженное молчание:
– Он хочет вас сдать!.. Интерполу! А бабки ему останутся!
За период произнесения этих слов случилось следующее: Янис развернулся к Вадиму, персональный оппонент, задерживая, положил ему руку на плечо, Янис развернулся обратно – и в руке у него оказался пистолет. Вадим успел подумать, что пистолет этот красивый и похож на черную волынку покойного мичмана не более, чем русская псовая борзая на двортерьера.
