последовательность на экзистенциальном вулкане?.. И по-бабьи импульсивный наш национальный характер, дурной алогизм поведения, собственная непредсказуемость как реакция на непредсказуемость существования.
Отсюда судорожная – причем всегда бессмысленная! – костоломная фискальность на протяжении всей истории, где куда ни кинь – кнут, дыба, «слово и дело государево», военные поселения, шпицрутены, Охранное отделение, ЧеКи всех видов и количество ментов на душу населения как нигде в мире: вечное стремление очумевших от невозможности даже властвовать предсказуемо властей хотя бы насилием над собственным населением привести в покорность взбесившуюся реальность... с понятным результатом.
Отсюда и параноидальная любовь к инструкциям, установлениям и памяткам, всем этим «правилам пользования лифтом»... Помню, как остановившись в дешевой какой-то московской гостинице, на последнем этаже, уведомление, что ключи на крышу хранятся у горничной этажа, я обнаружил на одной лестничной площадке В ЧЕТЫРЕХ ЭКЗЕМПЛЯРАХ, причем два из них висели на расстоянии сантиметра друг от друга... Паническая, жалкая попытка заклинания окружающего хаоса.
Отсюда и всеобщее неумение работать и сосуществовать по определенным правилам, вообще отсутствие правил практически во всех областях жизни: какими конвенциями руководствоваться людям, когда сама жизнь во всех ее аспектах течет вопреки любым конвенциям, обманывая на каждом шагу, подло увиливая и пиная всякий раз с неожиданной стороны?..
Смотровая площадка на крыше. На фоне напрочь скрывшей небо густой белой дымки поднимающиеся из кровельного месива купола и колокольни кажутся декорацией. Дома под тобой составлены так тесно, что создается впечатление: перескакивая с крыши на крышу, запросто спустишься к реке. Реки, впрочем, тоже не видно – и большой корабль словно пришвартовался прямо к хаотическим кварталам. Сильно пахнет жаренной на гриле рыбой.
...Потому и Запад, правильный и конструктивный самодовольный Запад всегда так нас боялся. Боялся и ненавидел. Всегда. Сверх всякой меры и зачастую вопреки логике. И даже все западные увлечения нами были со слегка извращенческой примесью сладкого ужаса...
Никакого Чужого (в расовом и культурном отношении), никакой исламской или желтой угрозы европейцы в широком смысле не боялись так, как практически своих (белых, родственных по языку, носителей вполне, в общем, европейской культуры) русских. Но ведь чужие – это просто чужие: с ними по определению чувствуешь дистанцию, но относишься к ним прагматично. А нас боятся самым страшным страхом – иррациональным. Потому что Россия не является Европой (пусть даже и отсталой), но и не является чем-то посторонним по отношению к Европе. Россия – это оборотная сторона Европы. Изнанка. Подсознанка.
Без России нет Запада (по элементарному диалектическому принципу). Но сознательно или подсознательно Западу всегда хотелось, чтобы не было России.
Мы олицетворяем то, что Запад всегда старался преодолеть, – через преодоление чего он и стал собой. Нас боятся и ненавидят, потому что мы – вечное напоминание об иллюзорности любой разумной прогнозируемой упорядоченности. Это ужас разума при столкновении с хаосом – ставящим его перед фактом его, разума, относительности, хрупкости и конечности. Вышибающим почву из-под ног.
Недаром самые смелые, сильные и амбициозные «упорядочиватели» шли к нам в надежде загнать в какие-то рамки это географически-политическое пространство. Со всеми своими лучшими на тот в момент в мире армиями. И всегда – с одинаковым результатом. Потому что хаос – сильнее. И в конечном счете все равно побеждает...
Витрины чередовали темные бока винных бутылок и тусклую позолоту антикварного хлама. На мелкой желтовато-серой брусчатке – повсеместной в городе – вокруг самоуглубленного бомжа дрыхло полдесятка одинаково белых и пушистых лайкоподобных псин.
56
...Хаос сильнее. По определению. Не то что сильнее – глобальнее, значительнее, фундаментальнее. И любая амбициозная попытка его преодоления, любые проекты по радикальной рационализации общества и мира всегда заканчивались одним – всплеском хаоса. Как Просвещение дало кровавый бардак Французской революции; научно-технические прорывы и пацифистские утопии позапрошлого и начала прошлого веков – четыре года бессмысленной унылой мясорубки и девять миллионов трупов Первой мировой; проекты по построению безусловно справедливого общества в ряде отдельно взятых стран – физическое уничтожение значительного процента их населения и национальную и общественную деградацию... И так всегда и во всем, на любом уровне – и если ты берешься строить абсолютно непотопляемый корабль, то скорее всего ему таки выпадет единственный на тысячу шанс шмякнуться об айсберг...
Это вообще несопоставимые понятия: порядок и хаос. Просто потому что порядок – категория нашего разума, а не объективной реальности. И чем выше и прихотливее здание ты строишь на иллюзорном фундаменте – тем вернее оно рухнет тебе же на голову. И когда некий амбициозный программист запустил программу, призванную обуздать случайность и сделать подлую обманчивую экзистенцию более предсказуемой (если не нивелировать, то хоть математически раскассировать фактор фуры) – цепь диких непредсказуемых случайностей похоронила не только эксперимент, но и его автора, а заодно растерла колесами фуры целую толпу ни к чему не причастного, ни о чем не знавшего и ничего особенного не хотевшего народу...
Я сбавил шаг, потом остановился. Я повернул голову направо – медленно. Посмотрел – внимательно. Испытал острое чувство схождения с ума. Большая витрина большого магазина. «Gap». С мужским и женским манекенами в одежде, с какими-то аксессуарами... И большой надписью позади – а-ля знак доллара: «Snaked». Огромная «S» и по ней вертикально – «naked».
Одежка на обоих манекенах была в одном стиле – как и предметы в витрине (сумки, мелкая дрянь вроде четок, бумажников, коробок для сигар). В эдаком полу-(псевдо)этническом. Все в однотипном обильном узоре. Переплетающиеся, перевязанные в морские узлы, заглатывающие хвосты друг дружки – змеи, змеи, змеи: реальные, мифологические...
Некоторое время я торчал перед этой витриной, вынуждая прохожих обтекать меня. Я готов был допустить что угодно, кроме одного – что это не работа Алика. Я слишком хорошо помнил его манеру – которую трудно было с чем-то спутать. Скорее бы я согласился с тем, что свихнулся, нежели с тем, что ошибаюсь...
Сомнамбулически двигаясь, зашел в магазин. Обратился к продавцу. Продавец замялся, позвал менеджера. Менеджершу. Хорошо говорящая по-английски тетка энергично закивала: да-да, очень популярная дизайнерская линия, одежда, аксессуары. Сейчас вообще «этника» в моде. Эта конкретно дизайнерская разработка? Кто-то из Австралии, что ли? Она даже помнила, сейчас подзабыла... Там интересная история была – какой-то агент нашел «самородка», непрофессионального художника, чуть ли не змеелова. Об этом даже писали довольно много. Причем парень, художник, сам не местный, даже не австралиец. Русский? Да, не исключено. Лапин? Очень может быть...
Туман все не рассеивался. Река хлюпала сонно. Вертикально торчали удочки, воткнутые между черных прибрежных камней, рыболовы неспешно выпивали-закусывали. У кромки воды бродила, ковыряя палкой гальку и мусор, старая цыганка из табора, что по-бомжёвьи обосновался тут же, неподалеку, на набережной (жег ночами костерок). Время от времени неожиданно – натужно и протяжно – скрипел дебаркадер.
Я сидел на скамейке с включенным Серегиным ноутбуком на коленях. Вот это реально крутая машина – с радиомодемом, никакой мобилы не надо, чтоб в Сети шариться...
Противоположного берега не было – из тумана нечетко проступала только фигура раскинувшего рыбацким жестом (о-от такенную рыбину поймал) Христа на высоченном постаменте да огромный подвесной мост 25 апреля, по которому мы въехали в город пять дней назад. От этого берега удалялся, быстро пропадая в тумане, обтекаемый грузопассажирский катамаран. Навстречу, постепенно материализуясь, ковыляла калоша автомобильного парома. Орали чайки.
Я опустил глаза на экран и перечитал одно из писем, пришедших на днях на мой почтовый ящик. Писал мне некто Удо Крамер, замредактора цюрихской «Тагес Анцайгер».
– Алло, здравствуйте, это Юрий Касимов. Вы писали мне на е-мейл...
– Да, Юрий, очень приятно. Очень хорошо, что вы позвонили. Скажите, знаете ли вы Эрика Штойбера, нашего криминального репортера?
– Совсем немного. А что?
