Убить Хемингуэя

Ханна положила руку на его голое плечо, погладила:

– Не надо, все в порядке.

– Ну, тебе все равно пора спать дальше, дорогая. Час ночи. Еще можно успеть отдохнуть до утра.

Ее рука все еще лежала на его плече… пальцы поползли вниз, запутались в седеющих волосах на его груди.

– Гектор, – сказала Ханна, – я смотрела, как ты обращаешься с Бриджит. Я много думала о нас. Ты очень хороший человек.

– А ты прекрасная вруша, – сказал Гектор. – Скорее всего, это будет ошибкой. И, черт возьми, я же всего-навсего старик. Я даже уже не покупаю зеленые бананы.

– Для меня ты не старик. Я думаю, что ты, наверное, самый славный и живой человек, какого я только встречала. – Ханна притянула его к себе. Сопротивление Гектора было чисто символическим.

Она снова посмотрела на него и улыбнулась. Он был все еще в очень хорошей форме, все еще подтянутый. Когда ее пальцы коснулись его рта, она заметила:

– Я всегда ужасно ведусь на ямочки.

– Это ошибка, – повторил он.

– Ошибка, которую мы сделаем вместе, так? В этом случае потом некого будет винить. – Ханна поцеловала его, проявив инициативу. – Понравилось, Гектор?

Она стянула влажную ночную рубашку через голову и бросила ее на пол. Чувствовала, как его пальцы гладят ноющие соски распухших от молока грудей. Затем туда опустились его губы. Пальцы Ханны обвились вокруг его шеи и спины, притягивая его вниз, на влажные простыни.

Криди Нью-Йорк, 1961

Клика помешанных на знаменитостях поклонников следует за Хемингуэем, куда бы он ни подался. Для них Хемингуэй гений, помнить о котором будут наравне с Толстым.

Конфиденциальный доклад Дж. Эдгару Гуверу

Он снова находился в больнице – и в руках Криди. Еще один курс электрошока, который лишил старика возможности сосредоточиться, контролировать себя, вспоминать… который украл у него слова.

Но старик все же сумел осилить кусочек прозы – корявую надпись на табличке, которую по его настоянию прикрепили к двери: «Бывший писатель». Криди слышал, как Мэри говорила врачу, что эта табличка разрывает ей сердце.

Хемингуэй лежал в постели и плакал. Криди в белом лабораторном халате наклонился над постелью. Его молодой напарник стоял спиной к двери, охраняя ее.

Криди сказал:

– Я говорил тебе много лет назад, что ты закончишь свои дни в Штатах и будешь в моем полном распоряжении.

Хемингуэй попробовал внимательнее присмотреться:

– Криди?

– Точно, Папа. Вон тот молодой человек у двери – Джордж Эббот, мой друг. Он из Бюро. Я уже больше там не числюсь. Еще одно, что ты некоторым образом у меня забрал. Это откровение, которым ты поделился со мной в Африке. Что же, это испортило мои отношения с Бюро. Как тебе это понравилось, Хемингуэй? Потерять все? После фиаско в Бухте свиней ты знал, что тебе никогда нельзя будет вернуться на Кубу. Твой дом, твоя лодка, твои рукописи… все твои книги и имущество теперь принадлежат Кастро. Но я отнял у тебя не только это. Это я позаботился, чтобы к тебе применили электрошок. Украли у тебя слова. Повредили твой мозг. Я только хотел, чтобы ты это знал: я тот, кто смеется последним, Папа!.. – Криди наклонился еще ниже и ехидно улыбнулся: – А когда весь мир узнает, что у тебя крыша поехала, что же, тогда все эти твои «великие романы» не будут стоить и ломаного гроша. Со мной все будет иначе. Они будут читать мои романы еще долго после того, как с тобой расправятся черви.

43. Дорожные работы

Я мало что знаю о творческих писательских программах. Но они не говорят правды, если не учат, что, первое, писательство – тяжкий труд и, второе, ты вынужден поступиться большой частью своей жизни, своей личной жизни, чтобы стать писателем.

Дорис Лессинг

Гектор поднял глаза, когда на лист блокнота, в котором он писал, упала тощая тень. Донован Криди.

– Прощай покой и тишина, – сказал Гектор.

Он все прикидывал, как долго Криди еще не решится выйти прямо на него.

Гектор откинулся на спинку стула, улыбнулся и подмигнул:

– Давай, колись, Криди.

Он отодвинул чашку с кофе, и взял блокнот и ручку. Надел на ручку колпачок и сунул ее в карман спортивной куртки. Блокнот положил на стул рядом.

– Я еще немного познакомился с твоими триллерами после нашего последнего разговора, Криди. Если честно, осилил только два или три, на большее терпения не хватило. Настоящее дерьмо. И со всей этой политикой, которую ты туда загрузил, это еще хуже, чем Дос Пассос. Люди, которые потребляют такую муру, не любят, когда им читают лекции. Зачем ты пришел? Тебе требуется новый проект, после того как ты упрятал Хема в землю? Неужели на этот раз повезло мне?

– Директор беспокоится, что некоторые документы, которые могли иметься у Хемингуэя, могли быть переданы вам. Я здесь по указанию мистера Гувера, чтобы дать вам шанс вернуть эти материалы, если они у вас, и тогда он свернет слежку. В эти последние дни вы сами видели, как далеко это может зайти. Я даю вам шанс положить этому конец. Разумеется, сам бы я поступил иначе.

– Настоящий белый поступок со стороны Эдгара, – заметил Гектор и улыбнулся, когда увидел, как Криди прореагировал на это невинное замечание.

– Если честно, – сказал Гектор, – меня все это раздражает. После всего, что я сделал для Бюро в смысле важной информации за все эти годы, это уже элементарное свинство. Я к тому же хотел бы с тобой за многое рассчитаться, Криди. За Патрицию. Думаю, это тебя Ханна видела из окна как раз перед тем, как едва не умерла вместе с ребенком. Полагаю, ты пришел туда, чтобы ее убить, как ты и поклялся. И ты на самом деле помог убить Хема, причем самыми разными путями. Я много думал еще и над твоим планом выдать все это дерьмо за работу Хема, чему я помешал. Думал, как можно было бы с тобой расплатиться той же монетой. Признайся – этот прокастровский кусок дерьма ты сам туда засунул? Это наверняка твоя работа, верно? Одна фальшь любовных сцен уже достаточное свидетельство.

– Что стало с той рукописью, Ласситер? – спросил Криди.

Гектор подмигнул:

– Уничтожена. Только сделай еще одну попытку, и клянусь, я прищучу тебя и твоего босса с помощью другой рукописи Хемингуэя. – Он покачал головой. – Поверить не могу, что старик Эдгар может вот так напасть на меня после всех этих заварушек, из которых я вытаскивал его жирную задницу.

Криди ухмыльнулся:

– Все то, что ты сделал для Бюро, перечеркнуто твоими действиями в Нашвилле в пятьдесят восьмом. Директор все еще в ярости из-за этого. Я тоже. Ты и твой убогий долг белого человека, заставивший тебя все это сделать… Господи! Хуже Хемингуэя.

– Ты о чем?

– О Хемингуэе и его приключениях во время того восстания в Доминиканской Республике в сорок седьмом году. И затем его последняя поездка в Африку. Время, которое я потратил на погоню за ним в буше в пятьдесят четвертом, стоило мне крупного успеха в более важном деле. Я был так близок к возможности прикончить Джомо Кениату в тюрьме. Я бы один, своими собственными руками, изменил историю. Но я утратил этот шанс, гоняясь за Хемингуэем. Теперь Кениата – президент Кении, и белые, скорее всего, потеряли почти всю Восточную Африку. Хуже того, восстания там подстегивают цветных здесь, а я мог бы все это остановить, предупредить.

Гектор покачал головой:

– Тебе самое место в дурдоме. Скажи мне – куда подевался чемодан Хема? Где мои другие рукописи?

– Все надежно спрятано. Как и та рукопись, которую хочет заполучить мистер Гувер.