сделать просто так, потому что оно доброе!
— Вот только если вам пойти к миссис Брукс, — смиренно предложила практичная Дори, — и спросить её, не заметила ли она чего, не взялась ли Эппи за старое. Вы ведь с ней добрые приятели.
Донал пообещал поговорить с экономкой и, вернувшись в замок, тут же побежал её искать. Та сказала ему, что девушкой она весьма довольна: и работает она прилежно, и усердна, и услужить чуть что готова. Конечно, порой и грусть на неё находит, и тоска; но тут старикам нужно помнить, что они тоже когда–то были молоды. Хоть и не встречается она больше с молодым графом, да разве сразу его забудешь? Но так и быть, она приглядится к Эппи повнимательнее.
Глава 30
Лорд Морвен
Наконец зима вошла в свою полную силу. Сначала подморозило, потом выпал снег, за ним пришла слякоть и ветер с дождём, а потом опять пошёл снег, густой и спокойный, и покрыл землю пушистым, толстым ковром. А там ударили морозы, река замёрзла, и Дейви с восторгом начал учить своего учителя кататься на коньках. Сначала Донал то и дело падал, но потом, отчасти из–за того, что не боялся ушибиться, стал кататься вполне прилично. Все его успехи мальчик приписывал своему учительскому таланту, и когда Доналу особенно удачно удавался какой–нибудь поворот или пируэт, важно говорил, что этому мистера Гранта тоже научил не кто–нибудь, а он, Дейви. Однако он очень скоро заметил, с каким безоговорочным доверием Донал слушает его и пытается сделать всё, что он ему говорит. Это помогло мальчугану впервые увидеть красоту и достоинство послушания и в конце концов понять, как низкопробна нравственность того, кто пытается обрести свободу, отказываясь подчиниться воле другого. Такой человек постепенно утратит даже собственную волю и будет действовать, покоряясь любому случайному побуждению — которое, кстати, вполне может оказаться волей дьявола.
Итак, Донал и Дейви возрастали вместе, соединяя свои сердца в одно крепкими узами дружбы. Донал никогда не вздыхал про себя, желая поскорее освободиться от общества своего ученика, а Дейви больше всего на свете нравилось быть рядом со своим учителем. Старший мягко вёл младшего к свободе. Только Сам Творец человеческой души может научить душу подлинной свободе, но чаще всего Он учит нас устами и делами тех, кто уже познал Его освобождение, а Дейви был способным учеником. Донал радовался, видя, что мальчик крепко верит и охотно слушается, и поэтому надеялся, что тому не придётся, как многим другим, проходить долгий и трудный путь учения на ошибках и страдании.
Но, конечно же, Дейви бывал не только с Доналом, и со временем Донал начал беспокоиться о том, что и как мальчик делает в остальные часы. Иногда Дейви сидел в комнате лорда Форга, иногда на конюшне, иногда с отцом. По всей видимости, общество младшего сына не так раздражало расшатанные нервы графа, как беседы с другими обитателями замка, и он виделся с Дейви чаще, чем с Форгом. Донала всегда поражало, сколько времени граф мог проводить в полном одиночестве, а после загадочного ночного явления он стал даже немного опасаться того влияния, которое оказывал на мальчика его отец.
Прямо спрашивать об этом Дейви было бы нетактично, однако вскоре мальчик заговорил об этом сам.
— Знаете, мистер Грант, — сказал он, — какие чудные истории рассказывает мне папа? Жаль, что вы не можете слушать их вместе со мной!
— Мне тоже жаль, — ответил Донал. — Я бы с удовольствием.
— Я спрошу его, нельзя ли вам тоже прийти послушать. Я ему говорил, что вы тоже умеете придумывать сказки. Только у него они совсем другие. Должен признать, — добавил Дейви неожиданно поважневшим голосом, — его я понимаю не так хорошо, как вас. И никогда не могу найти в его историях того, что вы называете «солью». Даже не знаю, есть она там или нет. Сегодня же попрошу, чтобы он позволил вам прийти!
— По–моему, так не годится, — покачал головой Донал. — Отец любит рассказывать тебе сказки, но он вряд ли захочет рассказывать то же самое чужому взрослому человеку. И потом, не забывай: хотя я живу в замке уже давно, твой отец очень мало меня знает и может почувствовать, что я ему мешаю. Видишь ли, больным редко нравится общество малознакомых людей. Может, не нужно ни о чём его спрашивать?
— Но я ему уже много раз рассказывал о том, какой вы хороший, мистер Грант, и как сильно вы не любите всё дурное. Я уверен, что вы ему уже нравитесь. Хотя, конечно, не так сильно, как мне: вы ведь ничему его не учите!
И верно: никто не может любить человека сильнее, чем тот, кто учится у него добру!
— И всё равно, я думаю, что лучше тебе оставить эту затею, — мягко сказал Донал. — А вдруг отцу не понравится, что ты его об этом просишь? Будет жалко, если он рассердится, и ты только огорчишься.
— Раньше я и сам этого боялся, а сейчас уже почти не боюсь. Знаете, мистер Грант, если вы мне не скажете, что делать этого нельзя, я всё равно попробую.
Донал не стал ничего говорить. Он знал, что не вправе налагать подобные запреты просто из–за того, что сам чувствует себя неловко. Ничего плохого в просьбе Дейви не было, и, быть может, из этой затеи и впрямь выйдет что–нибудь полезное. Доналу не хотелось вмешиваться в ход событий. Он полагал, что действовать нужно только тогда, когда к этому призывает долг, и поэтому позволил Дейви поступить так, как тому заблагорассудится.
— И часто отец рассказывает тебе сказки? — спросил он.
— Ну, не каждый день.
— И когда это обычно бывает?
— Когда я после чая прихожу к нему в кабинет.
— И ты можешь прийти к нему в любой день?
— Да, но он не всегда позволяет мне остаться. Иногда он начинает рассказывать про маму. По крайней мере, так мне кажется. Но и это тоже потом переходит в какую–нибудь историю. Как–то раз он мне даже днём сказку рассказал. Наверное, разбуди я его среди ночи, он мне тоже что–нибудь расскажет. Но ночью его лучше не беспокоить, потому что у него ужасно болит голова. Может быть, поэтому иногда его истории получаются такие страшные, что я даже прошу его остановиться и не рассказывать дальше.
— И что он? Останавливается?
— Ну,.. нет… По–моему, ещё ни разу не остановился. Наверное, так полагается: если уж начал рассказывать, так непременно нужно закончить.
Больше они не возвращались к этому разговору, но как–то утром примерно через неделю дворецкий принёс Доналу приглашение поужинать вместе с графом. Донал решил, что Дейви и впрямь уговорил отца позволить ему прийти, и потому подумал, что Дейви тоже будет ужинать с ними. Он надел свой лучший воскресный костюм и последовал за Симмонсом вверх по величественной лестнице. Самые роскошные залы и комнаты замка находились на втором этаже, но дворецкий прошествовал мимо и повёл Донала выше, туда, где располагались апартаменты лорда Морвена. Здесь его провели в небольшую комнатку, богато убранную в сдержанных, но нарядных тонах. Донал заметил, что занавеси и обивка совсем выцвели, а кое– где даже протёрлись от ветхости. Больше ста лет здесь располагалась гостиная хозяйки замка, но теперь граф забрал эту комнату себе, должно быть, в память о жене. Сюда он приглашал сыновей, и вот теперь Донала, но никогда не допускал тех посетителей, которых вынужден был принимать строго по делу или из вежливости.
Когда Донал вошёл, в маленькой гостиной никого не было, но минут через десять открылась дальняя дверь, и из своей спальни появился лорд Морвен. С неопределённым выражением доброй учтивости на лице он пожал Доналу руку, и почти в то же самое мгновение из третьей двери появился Симмонс и объявил, что кушать подано. Граф повернулся и пошёл к столовой, а Донал последовал за ним. Вторая комната тоже была совсем маленькой, и ужин был приготовлен на небольшом круглом столике. Прибора было только два, и прислуживал им только Симмонс.
Они ели и пили в полном молчании, причём сам граф едва притронулся к своей тарелке, и не будь Донал готов спокойно принять даже самую необычную причуду своего хозяина, он наверняка почувствовал бы себя неловко. Его светлость, казалось, не замечал своего гостя, полностью оставив его на попечение дворецкого.
