– Угу, – кивнул Федор. – Умею. А вы меня на свадьбу пригласите?
– Пригласим, конечно! – весело ответила Ася. – И тебя, и папу, и Майю!
Майя стояла, смотрела на Асю и хлопала глазами. Кажется, нужно было сказать спасибо в ответ на приглашение на свадьбу. Только сказать спасибо не получалось. Вообще ничего сказать не получалось, а получалось только стоять и изумляться.
– Ась, – продолжал теребить Федор, – Ась, а этот твой жених Дима – он какой?
– Он замечательный! – ответила Ася, щурясь на солнце. – Самый лучший на свете!
– А ты меня с ним познакомишь?
– Познакомлю! Непременно познакомлю... Ой, вот, кажется, и он...
Из-за кустов, скрывающих дальнюю линию берега, появился большой, с шапкой темных взъерошенных волос на голове мужчина. Федька, едва завидев его, тут же бросился навстречу с диким воплем:
– Дядь Митя! Так, значит, это ты – Дима?!
Большой мужчина подхватил Федора на руки, поднял высоко-высоко и подбросил с такой легкостью, словно Федор был не семилетним ребенком, а пластмассовым пупсом. Федька от восторга опять завизжал, начал требовать, чтобы его подбросили еще, и послушный дядя Митя подбросил его еще, и еще, и еще – и так до тех пор, пока появившийся на горизонте Арсений Волк не приказал строгим голосом:
– Ну, хватит уже его кидать! Нашел себе игрушку!
Дядя Митя, он же Дима, послушно опустил Федора на землю и шагнул к Майе.
Он ей сразу понравился, этот Дима. У него были большие руки, большая голова и большие темные глаза, немного грустные, похожие на глаза доброй собаки. И голос у него был приятный. А может быть, он понравился ей уже только потому, что оказался Асиным женихом...
– Здравствуйте, – сказал он, протягивая свою огромную лапу. Майина ладонь утонула в ней, как бумажный кораблик в бушующем океане. – Вы – Майя?
Она кивнула.
– А я Дмитрий. Можно просто Митя. Или Митька. Как вам хочется.
– А Димой можно? – улыбнулась в ответ Ася.
Дима задумался на секунду, потом отрицательно помотал головой:
– Нет, Димой не надо. Димой меня... только Ася называет.
Немного смущенно он обернулся к Асе, и она тут же шагнула к нему и оказалась у него под мышкой. Оба выглядели абсолютно счастливыми.
«Ну и дела!» – подумала Майя, оборачиваясь к Арсению Волку.
Поймав ее взгляд, он улыбнулся точно такой же счастливой улыбкой, которая в этот день, кажется, была у всех троих общей. Ася, Арсений и этот Дима улыбались совершенно одинаково.
И Майе ничего другого не оставалось, как улыбнуться в ответ, присоединяясь к счастливой троице.
А Федька уже бегал по берегу, бросал мелкие камешки в воду, совершенно не обращая внимания на то, что взрослые как-то странно стоят и молчат вот уже несколько минут, просто улыбаясь друг другу.
Потом началась суета и толкотня.
Митька, Арсений и Федор толпились у мангала, разжигая костер. Майя и Ася пытались сообразить, что же им делать с таким количеством продуктов, которых теперь, после воссоединения двух компаний, стало в два раза больше и они просто не умещались уже на огромном столе. Федор изредка подбегал, давая ценные указания, просил дать ему дольку шоколадки, кусочек сыра, одну маленькую картошку. Оголодавшего ребенка в конце концов было решено накормить сосисками, которые предусмотрительно захватила Майя. Сосиски нацепили на шампур и несколько минут держали прямо над горящим костром. Получилось вкусно, правда, мало, потому что почти все сосиски умял Федор и осталась только одна, которую они разделили пополам с Асей.
Запахи свежей и влажной, недавно проснувшейся земли, речных трав и аромат цветущей где-то вдалеке черемухи перемешались с запахом костра в какое-то удивительное, сказочное благоухание. Солнце катилось по небу веселым желтым шаром, отражалось в голубой воде сотнями сверкающих зайчиков, тени играли на песке, сплетаясь в причудливом танце. Было хорошо. На самом деле хорошо, и теперь уже казалось странным, что всего лишь час назад она, как дура, хотела сбежать от всего этого. Добровольно отказаться от запахов, от играющего в воде солнца, от танцующих теней, от потрясающе вкусной половинки сосиски, от шашлыка, который был уже почти готов, от торта, который аппетитно поблескивал на столе шоколадной глазурью, от качелей, которые ждали ее неподалеку, от веселого Федора, от серьезного Мити, которого нельзя было называть Димой, и от Арсения Волка...
Который, как выяснилось, совсем не собирался делать из нее няньку или повара.
Который, усердно и сосредоточенно занимаясь приготовлением шашлыка, изредка бросал на нее совершенно особенные взгляды. И от этих взглядов кончики пальцев вдруг начинало колоть иголками, и вверх по рукам бежала дрожь, змеилась вдоль позвоночника и незаметно проникала внутрь, туда, где билось в нестройном ритме сжавшееся в тугой комок сердце...
Она даже уронила на землю тарелку с нарезанными уже на дольки помидорами, поймав один из таких его взглядов. Но расстроиться не успела, потому что все вокруг начали дружно и весело смеяться, и поднимать помидоры, и без сожаления бросать их в специально отведенный для мусора пакет. И она подхватила общий смех и перестала жалеть помидоры, и собственная неуклюжесть показалась совсем не стыдной, а просто забавной...
Но все же после эпизода с помидорами она дала себе слово, что больше не будет смотреть на Арсения Волка. То есть совсем не смотреть на него, конечно, не получится. Но по крайней мере хотя бы некоторое время, пока они с Асей возятся с продуктами, стоило все же избегать этих взглядов.
Совсем не смотреть на Арсения Волка оказалось слишком сложно, взгляд почему-то так и тянуло к нему, собственные глаза ее не слушались. Она не выдержала и все-таки посмотрела, и в этот момент он тоже посмотрел на нее и вдруг уронил на землю целый шампур со свежим, только что снятым с костра мясом...
И снова все дружно начали смеяться, снимать облепленное песком мясо с железного шампура и бросать его в специально отведенный для мусора пакет. Получалось, будто они специально для этого и приехали сюда и навезли с собой кучу продуктов, чтобы повалять их в земле и всласть посмеяться.
Оставшихся трех шампуров вполне хватило на всех. Майя ела за троих – с тех пор, как токсикоз отпустил, измученный голодом организм, похоже, брал свое – и ничуть не стеснялась своего аппетита. Федор, набивший живот сосисками, к мясу даже не притронулся, зато съел целую шоколадку и упорно клянчил у отца хотя бы еще один кусочек другой шоколадки, мотивируя это тем, что другая шоколадка была с орехами, а орехи полезны для мозга. Арсений упорно сопротивлялся, уговаривая Федьку поменьше смотреть рекламу по телевизору, Дима ему поддакивал, а Ася с Майей встали на сторону обиженного ребенка, в два голоса подпевая, что орехи на самом деле для мозга очень полезны. Федька смеялся, радуясь тому, что стал центром внимания аж четырех взрослых людей, и одновременно пытался сделать вид, что огорчается из-за шоколадки.
Они спорили долго и с удовольствием, и наконец меньшинство победило – шоколадка была торжественно спрятана под полотенце, «чтоб не мозолила глаза», как выразился Арсений. Федор стал хныкать и жаловаться, что у него «ужасно болит мозг», а потом не выдержал и захохотал, и все захохотали вместе с Федором.
Кажется, она ни разу в жизни столько не смеялась. Может быть, только в детстве... Которое сейчас, спустя почти двадцать лет, вдруг решило к ней вернуться, а заодно и ко всем сразу – к Диме, Асе, Арсению. Она видела, что все вокруг точно так же, как и она, ощущают это общее, вернувшееся к ним детство.
– Кто со мной на качели? – вдруг прокричал Федор.
Все дружно закричали в ответ: «Я!», но Майя закричала первой, а для троих места на качелях уже не было, поэтому они помчались через заросли вдвоем с Федькой, а следом за ними медвежьей походкой направился Дима.
– Я буду вас раскачивать, – заявил он с усмешкой. – Кто первый закричит от страха, тот выходит из игры, уступает место другому. Идет?
– Идет! – согласился за них двоих Федька.
Ася осталась за столом. Откинув назад голову, зажмурилась и подставила лицо солнцу. Арсений ушел звать дядю Мишу, которому была обещана традиционная в таких случаях рюмка водочки. Краем глаза Майя
