Помню, что веранда там была Вся из разноцветного стекла. Помню сад, калитку, частокол, Как впервые в школу я пошёл, Помню, как детьми, оравой всей, На пруду ловили карасей. Как в саду я выстроил шалаш… Помню, как скрипел колодец наш, Как, загнав в берёзу желобок, Собирал берёзовый я сок В старую жестянку, как в те дни На синиц я ставил западни. Много к нам писательской братвы Приезжало часто из Москвы. Кое-кто сегодня знаменит, Кое-кто сегодня позабыт, Некоторым жизни оборвал На Лубянке сталинский подвал. Только погибать не всем подряд: Станет кто-нибудь лауреат, Кто-нибудь приобретёт почёт Тем, что по теченью потечёт! Но тогда, в году двадцать седьмом, – Дружеским весельем полон дом. Тут стихи читают до утра Небывалых строчек мастера. Кто-нибудь сидит и пьёт в углу, Кто-нибудь ночует на полу. Кто-нибудь за кружкою пивной Прослезился песней затяжной, Кто-нибудь с протянутой рукой С хлебниковской носится строкой! Лёгкое, богемное житьё, Милое Томилино моё! Но бывал и скверный анекдот. Помню — за окошком ночь идёт. Только я и мать одни в дому. То и дело мать глядит во тьму. Ещё много поездов ночных, — Может быть, отец в одном из них. На рассвете слышим мы сквозь сон Разбиваемой бутылки звон. С матерью выходим в тёмный сад. Слышим — сверху голоса хрипят. Тут мы замечаем: средь ветвей Несколько висит больших теней. Оказалось — на верхушке там, Крепко привязав себя к ветвям, Мой отец с приятелем своим До рассвета напивались в дым! Там же в раскорёженных ветвях Ящик с водкой виснет на ремнях! Аренс Николай — поэт-чудак, Затевал он вечно кавардак, И, наверное, придумал он На сосне устроить выпивон, И деревьев шумные верхи Слушают сейчас его стихи: «Снежинки белые летали, Струилась неба бирюза, А на лице её сияли Большие серые глаза». Арене часто попадал в скандал, Часто в отделенья попадал. Позже слышал я такой рассказ: Вышел он из отделенья раз И припомнил через шесть недель, Что забыл он с водкою портфель В камере. А было, как назло, Похмелиться нечем! Тяжело! Аренс, жаждя выпить всем нутром, В отделенье за своим добром Кинулся — и канул навсегда, Сгинул, не оставивши следа. На экране вспыхнула Нева. Шпиль Адмиралтейства. Острова. Сфинксы. Набережная. Дворец. К Ювачёву взял меня отец. Несколько о Ювачёве слов. Был народовольцем Ювачёв. За участье в покушеньи он К виселице был приговорён. Но в тюрьме, пока он казни ждёт, — У него в душе переворот, Всё он видит под иным углом. И религиозный перелом
