солнца!
Его жена и зять обменялись печальными улыбками, и двое мужчин отправились на инаугурацию.
Марий сделал все, что мог, чтобы успокоить италийских союзников.
— Конечно, они не римляне, — сказал он в Палате на первом собрании в январские ноны, — но они — самые близкие наши союзники и разделяют с нами полуостров. Кроме того, они разделяют с нами и кое-что другое — например, обеспечивают нас солдатами, когда возникает необходимость защищать Италию. С ними же обходятся плохо. Как вы знаете, досточтимые сенаторы, в настоящий момент в Народном собрании слушается печальное дело: консул Марк Юний Силан обвинен народным трибуном Гнеем Домицием. Хотя слово «измена» до сих пор еще не прозвучало, смысл этого обвинения совершенно ясен: Марк Юний — один из тех консулов последних лет, что позволяли себе терять целые армии. В том числе — легионы, полностью укомплектованные италийскими союзниками.
Гай Марий повернулся и посмотрел прямо на Марка Юния Силана. Сегодня он находился в Палате, поскольку эти ноны совпадали с присутственными днями, когда Народное собрание не собиралось.
— Разумеется, я не имею право судить о степени виновности Силана — сегодня. Я просто констатирую факт. Пусть другие лица и иные компетентные органы разбирают дело Силана. Я просто констатирую факт. Марк Юний не обязан сейчас вставать и начинать говорить здесь что-то в свое оправдание только потому, что я упомянул его имя. Я просто констатирую факт.
Он прокашлялся, выдерживая небольшую паузу, чтобы Силан мог, если захочет, принять участие в разговоре. Однако тот сидел молча, словно каменный, и усердно делал вид, будто Гая Мария для него не существует.
— Я просто констатирую факт, почтенные сенаторы, — повторил Марий. — И ничего более. Факт есть факт.
— Да продолжай же! — скучающим тоном произнес Метелл.
Марий поклонился с широкой улыбкой:
— Благодарю тебя, Квинт Цецилий! Как же мне не продолжить, если меня просит об этом столь высокородный и знатный консуляр, как ты?
— «Высокородный» и «знатный» — это одно и то же, Гай Марий, — заметил Великий Понтифик Метелл Далматик. Он говорил таким же утомленным голосом, что и его младший брат. — Ты сэкономишь Палате много времени, если будешь поменьше употреблять тавтологий. Следовало бы изучить латынь получше!
— Прошу прощения, высокородный и знатный консуляр Луций Цецилий, — откликнулся Марий, отвесив еще один поклон, — но в нашем жутко демократическом обществе Палата открыта для всех римлян, даже для таких, кто не может претендовать ни на знатность, ни на высокородность, — вроде меня. — Он сделал вид, что пытается что-то вспомнить. Его густые брови сошлись на переносице. — Так на чем же я остановился? Ах да! Бремя, которое делят с нами италийские союзники, обеспечивая нас солдатами, чтобы защитить Италию. А они, знаете, не хотят теперь давать нам солдат! — Он взял у служащего пачку небольших свитков и показал ее Палате. — Настоящий поток писем от магистратов самнитов, апулийцев, марсиев и других. Они сомневаются в законности наших требований. Говорят, что мы просим у италийских союзников войска для проведения кампаний вне Италии и Италийской Галлии! Да, высокородные и знатные сенаторы, италийские союзники утверждают, что поставляли солдат и теряли их тысячами в иноземных войнах Рима!
Сенаторы зашумели.
— Совершенно голословное утверждение! — резко заметил Скавр. — Враги Рима — враги всей Италии!
— Я всего лишь цитирую их письма, Марк Эмилий, — спокойно ответил Марий. — Мы все должны знать их содержание. Причина проста: думаю, скоро эта Палата будет вынуждена принимать посольства от всех италийских народов, которые уже высказали свое несогласие. — Голос его изменился, прежнего слегка добродушного тона не было теперь и в помине. — Хватит перепалок! Мы живем на полуострове бок о бок с нашими италийскими друзьями. Они не римляне и не смогут ими стать. Они достигли в мире важного положения исключительно благодаря великим достижениям Рима — это так. Большое количество италийцев присутствует во всех провинциях и сферах влияния Рима — это так, и произошло это благодаря великим достижениям Рима. Хлебом на столе, огню в очагах холодными зимними вечерами, здоровьем своих детей — всем этим они обязаны Риму. До воцарения на полуострове Рима здесь был хаос, здесь отсутствовало единство, на севере — жестокие этруски, на юге — жадные греки; не говоря уже о кельтах- захватчиках.
Палата успокоилась, притихла. Когда Марий заговорил серьезно, его стали слушать со вниманием — даже те, кто были самыми ожесточенными его противниками. Военный человек, он был груб и прямолинеен, но оставался тем не менее сильным оратором. Латынь была его родным языком, и когда Гай Марий держал свои эмоции в узде, его произношение почти не отличалось от изысканного выговора Скавра.
— Почтенные сенаторы и ты, народ Рима, — вы дали мне поручение освободить Италию от германцев! Как можно скорее я возьму с собой пропретора Мания Аквилия и доблестного сенатора Луция Корнелия Суллу в качестве моих легатов в Заальпийской Галлии. Мы освободим вас от германцев, даже если это будет стоить нам жизни. Рим — и Италия! — навсегда будут защищены от варварской опасности. Это я торжественно обещаю вам — от своего имени, от имени моих легатов, от имени каждого моего солдата. Мы помним свой священный долг и приложим все усилия для того, чтобы достойно понести серебряных орлов римских легионов и победить!
В задних рядах сенаторов послышались одобрительные выкрики, последние ряды захлопали, затопали ногами, и даже Скавр приложил ладонь к ладони. Лишь Метелл Нумидийский не изволил присоединиться к аплодисментам.
Марий дождался тишины.
— Однако прежде чем уехать, я должен попросить Сенат сделать все возможное, чтобы успокоить наших италийских союзников. Мы не можем согласиться с их утверждениями, будто италийские войска используются только в зарубежных кампаниях, которые никак не касаются интересов Италии. Мы также не можем перестать набирать солдат. Германцы угрожают всему полуострову. Катастрофическая нехватка мужчин, способных нести службу в легионах, сказывается как на римлянах, так и на италийцах. Колодец вычерпан почти до самого дна, дорогие мои коллеги сенаторы, и понадобится время, чтобы он наполнился снова. Я хотел бы лично заверить наших италийских союзников в том, что пока в этом
Приветственные выкрики и топот возобновились. Теперь передние ряды присоединились к аплодисментам почти мгновенно. Не пошевелились только Метелл Нумидийский и Катул Цезарь.
Марий вновь дождался тишины и продолжал:
— Я обратил внимания на порочную и достойную порицания ситуацию. Мы взяли в долговую зависимость несколько десятков тысяч италийских союзников и отправили их в земли, расположенные вокруг Внутреннего моря. Фактически мы превратили их в своих рабов! Большинство из них раньше занимались сельским трудом, и сейчас они отрабатывают свои долги на наших посевах в Сицилии, Корсике и Африке. Это, почтенные сенаторы, несправедливо! Нам не следует превращать в рабов наших должников, будь они италийцами или римлянами! Да, италийские союзники — не римляне. Да, они никогда не смогут стать римлянами. Но они — наши младшие братья по Италийскому полуострову. А римлянин не ставит своего младшего брата в долговую зависимость.
Гай Марий не позволил нескольким сенаторам из числа землевладельцев протестовать и сразу перешел к заключительной части своей речи:
— Пока я не дам нашим землевладельцам германских рабов вместо италийцев, пусть они поищут где-нибудь других. Мы должны освободить рабов италийского происхождения. Они — наши союзники и должны быть свободны! Мы не имеем права поступать с нашими старейшими и преданнейшими друзьями так, как никогда не поступаем с собой. Пусть вернутся домой и, вспомнив свой долг перед Римом, вступят в
