решением армии отступить. На одном условии. О мятеже никому ни слова.
— От имени армии — я согласен.
— Я бы хотел лично отдать приказ об отступлении. После этого… полагаю, ты уже выработал стратегию?
— Абсолютно необходимо, чтобы ты сам отдал приказ об отступлении, Квинт Лутаций. В том числе тем, кто ждет нас снаружи. Да, стратегия разработана. Очень простая стратегия. На рассвете армия снимается с места и уходит отсюда как можно быстрее. До наступления завтрашней ночи все должны перейти мост и двигаться на юг от Тридента. Самниты ближе всех располагаются к мосту, поэтому они смогут охранять его, пока не переправятся прочие, а затем перейдут мост сами — последними. Мне же сейчас необходимы инженеры, потому что как только последний солдат перейдет мост, его придется разрушить. Жаль, что он построен на каменных столбах: их мы снести не успеем. Германцы смогут восстановить переправу. Но у них нет инженеров, а это значит, что работа займет значительно больше времени, чем у нас. Возведенный ими мост может еще несколько раз разрушиться, пока Бойорикс будет переводить через него своих людей. Если он захочет идти дальше на юг, ему придется пересечь реку именно здесь, в Триденте. Поэтому следует максимально замедлить скорость его продвижения.
Катул Цезарь поднялся:
— Тогда давай покончим с этим фарсом. — Он вышел из комнаты и остановился, внешне спокойный. Уже начался процесс восстановления dignitas и auctoritas — достоинства и авторитета. — Наша позиция здесь непригодна для обороны, поэтому я отдаю приказ о полном отступлении, — произнес он решительно и отчетливо. — Я дал Луцию Корнелию подробные инструкции, так что командовать отступлением будет он. Однако я хочу, чтобы вы поняли: слово «мятеж» должно быть забыто. Это ясно?
Офицеры пробормотали что-то утвердительное. Все они были рады, что о мятеже можно больше не думать.
Катул Цезарь повернулся, чтобы вернуться в комнату.
— Можете быть свободны, — бросил он через плечо.
Когда командиры разошлись, Гней Петрей оказался рядом с Суллой и пошел вместе с ним к мосту.
— Я так понял, что все прошло хорошо, Луций Корнелий. Он справился лучше, чем я ожидал. Лучше, чем это сделали бы другие, подобные ему, клянусь.
— За самомнением у него еще жили остатки ума, — просто отозвался Сулла. — Но он прав, слово «мятеж» больше никогда не должно быть произнесено.
— От меня его не услышат, — горячо заверил Петрей.
Уже совсем стемнело, но мост освещался факелами, поэтому они без труда прошли по рубленым бревнам. На дальнем конце Сулла обогнал центурионов и трибунов, которые шли за ним и Петреем, и повернулся к ним лицом:
— Все войска должны быть готовы свернуться, как только начнет светать, — приказал он. — Инженерам и центурионам доложить о готовности здесь, за час до рассвета. А теперь прошу трибунов пойти со мной.
— Я рад, что он у нас есть! — сказал Гней Петрей своему второму центуриону.
— Я тоже, но вот печаль: у нас ведь есть еще он, — второй центурион показал глазами на Марка Эмилия Скавра Младшего, спешащего за Суллой и трибунами.
Петрей ухмыльнулся:
— Да, не подарок. Завтра я пригляжу за ним. Может, мы и не слыхали никогда слова «мятеж», но самнитов не обманет римский идиот, кем бы ни был его отец.
На рассвете легионы снялись с места. Отход начался при полной тишине, как и все маневры хорошо обученных римских войск. Никакого беспорядка. Первым через мост перешел самый дальний легион, потом перешел легион, который был перед ним, и так далее. Армия словно бы скатывалась, как ковер. К счастью, обоз и все вьючные животные, кроме нескольких коней для высших командиров, были оставлены южнее деревни и моста. Сулла распорядился отправить их с рассветом задолго до начала движения легионов и отдал приказ, чтобы половина войска обошла обоз и пошла впереди него, а вторая половина следовала за обозом вплоть до Вероны. Сулла знал: если они уйдут из Тридента, то кимбры уже не догонят их.
Как оказалось, кимбры настолько были заняты разведыванием троп на горных террасах, что прошел целый час после восхода солнца, прежде чем они поняли, что римляне уходят. Возникло смятение. Прибыл сам Бойорикс, навел относительный порядок. Тем временем колонна римлян двигалась с большой быстротой. Когда кимбры наконец готовы были атаковать, самый дальний от моста легион уже бежал по мосту.
Среди балок и стоек под насыпью, начав задолго до рассвета, лихорадочно работали инженеры.
— Всегда одно и то же! — жаловался Сулле начальник инженерной группы, когда тот пришел посмотреть, как идут дела. — Когда требуется, чтобы мост развалился от одного толчка, всегда попадается добротно построенный.
— Вы можете развалить его? — спросил Сулла.
— Надеюсь, легат! В мосту нет ни связок, ни болтов. Пазы и шпунты, все зафальцовано вниз, а не вверх. Поэтому я не могу быстро растянуть его в стороны — нужен кран побольше нашего. Да и времени у меня нет. Боюсь, идти будет трудно. Когда последние наши солдаты пройдут по мосту, он уже будет слегка шататься.
Сулла нахмурился:
— Что значит — идти трудно?
— Мы подпиливаем главные опоры и стойки.
— Тогда продолжайте! Я пришлю вам сотню волов, чтобы толкнуть этот мост. Достаточно?
— Должно хватить, — ответил старший инженер и отошел, чтобы взглянуть на работу под другим углом.
В долину с диким гиканьем и криками ринулась кавалерия кимбров, с ходу заняв покинутые пять римских лагерей, ибо это были лишь обычные стены и траншеи: не хватило времени построить что-то еще. У дальнего конца моста остался лишь самнитский легион. Он уже был готов выйти из ворот своего лагеря, когда ворвались кимбры, отрезав их от моста. Самниты построились, пики наперевес, лица суровые.
Беспомощно глядя на эту картину с противоположной стороны моста, Сулла ждал первого набега кавалерии, стараясь угадать, что предпримет командир самнитского легиона, молодой Скавр. Сулла ругал себя: почему он не отстранил этого робкого сына бесстрашного отца и сам не взял на себя командование!.. Но теперь уже было поздно. Он не мог снова пройти по мосту, потому что с ним было мало людей. Кроме того, он не верил, что Катул Цезарь справится с отступлением. А это означало, что сам он должен выжить.
И еще он не хотел привлекать внимание кимбров к мосту, ибо если они его заметят, то сразу же увидят и пять римских легионов, направляющихся на юг. Если будет необходимо, он пустит волов, чтобы они расшатали мост. Но как только мост рухнет, судьба самнитского легиона будет решена.
— Скавр! Гони их на север! — бормотал Сулла. — Отбрось их назад, очисти подступ к мосту для своих людей!
Кавалерия кимбров разворачивалась, потому что ее передние ряды в порыве атаки зашли далеко за лагерь самнитов. Задние ряды конницы отступили, чтобы дать место авангарду повернуться и быстро отойти назад. Закончив перегруппировку и объединившись, кавалерия кимбров обрушится на лагерь самнитов. Враги пустят своих коней и все растопчут, а потом орды пехотинцев закончат разрушение. После этого кавалерия превратится в гигантский ковш, оттесняя самнитов на север, к основному войску кимбров.
Единственный шанс самнитов — не дать коннице объединиться, копьеносцам убивать вражеских лошадей, пока остальные будут прорываться к мосту. Но где же молодой Скавр? Почему он этого не делает? Еще немного — и будет поздно!
Подбадривающие крики трех центурий Суллы раздались прежде, чем сам он увидел атаку самнитов. Сулла высматривал трибуна на коне, а атаку возглавил пеший — Гней Петрей, старший центурион.
Радостно крича, Сулла стал приплясывать на месте, когда часть самнитов бегом ринулась к мосту, очень плотно друг к другу, чтобы кимбры не смогли их вновь отрезать от него. Кони кимбров, сражающихся
