вулкана занимают всю северо-восточную часть острова Кунашир. Вулкан представляет собой усеченный конус, на вершине которого стоит второй конус, меньших размеров и почти правильных очертаний. Склоны верхнего конуса совершенно лишены растительности, состоят они из обрывистых утесов и осыпей разрушившейся лавы и вулканического пепла темного цвета. Вулкан хорошо виден со всех направлений, а в пасмурную погоду приметен лучше, чем вулкан Докучаева. Обычно при южных ветрах видна северная сторона вулкана, а при северных — южная; при западных ветрах виден весь вулкан, а при восточных — совсем не виден. Замечено, что если после сентября при северо-западных ветрах южная сторона вулкана Тятя заволакивается тучами, это является предвестником шторма…
«Это будут не просто записи… — думал я. — Скорее свидетельства очевидца… Мне есть о чем рассказать. Я знаю Курилы. Видел след тварей, какие другим не снятся… Понимаю шум ливня, неумолчный накат, блеск и нищету востока… Я сумею выразить это понятными словами…»
— Эй!
Я поспешно оделся.
Прямо с порога Сказкин (а это был он) печально запричитал: «Вот, начальник, как происходит. Тут зона отдыха, понимаешь… — Он говорил про кафе, в котором недавно маленький шкипер танцевал с Люцией. — А на самом деле, — привел он латинскую поговорку,
Внимание он привлек.
На черно-белой фотографии, обнявшись, стояли Серп и его племянник.
Фотография была сделана так, что самый либерально настроенный человек понял бы, что перед ним преступники. Закоренелые. Анфас и профиль. Ни в чем не раскаявшиеся. Телогрейки на плечах краденые, помятые штаны — из ограбленного магазина, сапоги с чужих ног.
Сладкая парочка.
— Едем, — решил за меня Сказкин. — Колюня снаружи ждет. В поселке заберешь Никисора и в баньке помоешься.
Катафалк резво катил сквозь рощицы рыжего бамбука.
С плеча вулкана Менделеева открылись вдали призрачные, подернутые дымкой берега Хоккайдо. Зимой по тонкому льду пролива бегут в Россию японские коровы, считая южные острова исконной русской территорией.
Я радовался.
Дальний Восток.
Мир туманов и солнца, неожиданных тайфунов, волчками крутящихся над медленными течениями. Зеркальные пески отлива, белые, ничем в данную минуту не загаженные, поскольку неизвестные твари никогда не выползают на глаза ученого человека. Теперь — да! Я открою людям Курилы. Я напишу книгу, в которой жизнь прихотливо смешается с мифами…
— Тормози!
Катафалк медленно остановился.
Покосившийся домик порос по углам золотушными мхами.
— Никисор!
Только после пятого, очень уж громкого оклика на темное, лишенное перил крылечко медлительно выбрался обладатель столь пышного византийского имени. Руки в локтях расставлены, колени полусогнуты. Бледный росток с большим, как арбуз, животом. Паучок из подполья. Я ужаснулся, представив его в маршруте. А еще белесые ресницы, плотная, как гриб, губа, бездонные васильковые глаза, бледная, как целлулоид, кожа.
Сказкин тяжко вздохнул:
— Береги его. Мой племянник.
Колюня уже увел катафалк, в баню отправились пешком.
Прислушиваясь к мерному шуму наката (мы шли по отливу, по убитой волнами влажной полосе), я боялся одного: вот не дойдет Никисор до бани, подломятся бледные ножки, зароется куриной грудкой в пески.
— Ты ноги, ноги не выворачивай!
— Я не могу, — обреченно пояснил Никисор. — Я — рахит. Мне дядя Серп сказал. А он уж он-то мир повидал, работает грузчиком. Когда приходят суда, он видит, как матросы на берег сходят, как сезонницы с дембелями знакомятся, как вместе потом уходят на «Балхаше», а там ведь нет кают, там только два твиндека, каждый на двести мест. Дядя Серп хороший, это выпивка на него плохо действует. Он в этом не виноват. Если вы станете пить наш квас, у вас тоже по утрам ноги начнут подкашиваться, и вы с мешком риса на спине упадете с пирса, а потом побьете стекла у тети Люции…
Я опешил:
— Силы, силы береги!
— Я ничего. Я силы рассчитываю. И баня у нас хорошая, — никак не мог остановиться Никисор. — Дядя Серп так считает. А уж он-то знает, что настоящий квас подают только в нашей бане. После бани дядя Серп всегда добрый, он не всегда бьет стекла у тети Люции. Видите барак? — указал он. — Тот, который поближе…
— Силы, силы береги!
Баня оказалась номерного типа.
Давно я не видал такого длинного коридора и стольких дверей, из-за которых доносились многие невнятные шумы, как бы шаги, даже музыка. «Настоящий квас подают только в нашей бане» — вспомнил я. Правда, буфета я не увидел, но он мог находиться за одной из этих дверей. Не торопясь, разделся, аккуратно сложил на длинной крашеной скамье одежду, дотянулся до медного тазика на стене (там висели и сухие веники) и смело толкнул шестую от входа дверь.
И ужаснулся. Покрылся испариной, будто попал в парную.
За круглым столом, покрытым пестрой льняной скатеркой, в зашторенной уютной комнатке, заставленной простой мебелью, с любительским портретом Аленушки и ее утонувшего братца на побеленной стене, удобно откинувшись на спинку низенького диванчика, настроенная на длительную честную борьбу белокурая Люция отбивалась от знакомого мне шкипера. Китель его, кстати, аккуратно висел на спинке стоявшего рядом стула, рукава рубашки закатаны.
Увидев меня, Люция округлила глаза.
А вот шкипер повел себя иначе. Он, не раздумывая, запустил в меня новеньким жестяным будильником. Отбив тазиком такое странное орудие, я выскочил в коридор. Там над стопкой моего белья стояли смущенные женщины. Увидев меня, они дружно вскрикнули, но ни одна не убежала. Больше того, на вскрик выскочили еще две женщины, полуголые, румяные, будто со сна. С этой секунды двери начали открываться одна задругой. Пахло кофе, жареной рыбой. Гремела музыка.
Я выскочил на узкую улицу. Пять минут назад в поселке было пусто, а сейчас у каждого столба стояли сезонницы в простых платьицах. Некоторые курили. Другие болтали. Наверное, о мужчинах, потому что, увидев голого человека с тазиком в руках, одинаково вскрикивали и устремлялись за мной.
Обогнув библиотеку, миновав неработающие «Культтовары», я скользнул в какую-то калитку и по раскачивающимся деревянным мосткам, неведомо кем возведенным над мутноватым болотцем, бежал в район горячих ключей, где белесо стлался над мертвой землей влажный вонючий пар и скверно несло сероводородом. Мертвый мир, в котором даже набедренную повязку сплести не из чего. А со стороны поселка все ближе раздавались женские голоса.
Сгущались сумерки.
Заиграло пламя факелов.
По поселку разнесся слух, что некий дикий человек сбежал в нейтральных водах с иностранного теплохода, добрался вплавь до нашего берега и насмерть загрыз вулканолога Г.М.Прашкевича,
