Так жаловался кавал. Далеко-далеко разносилась его песня, и поле, только что звеневшее веселыми женскими голосами, затихло и заслушалось. Лишь соловей, заливавшийся рядом в ольховой роще, не умолкал. Его песня ни в чем не уступала песне Ненко; казалось, он только подзадоривал, и кавал говорил все сладостней, все нежнее.
Все, заслушавшись, побросали свою работу. Но никто не внимал ему так, как Райка.
Подойдя, к селу, Ненко перестал играть, и поле снова загудело песнями и громкими возгласами. Но Райка не слыхала их. Она была в каком-то оцепенении, кавал еще пел в ее ушах. Раньше она говорила себе: «Какой красивый, какой статный парень!» — сейчас думала: «Какая песня, какая чудная песня, боже мой!»
Девушки, работавшие у Славчовых, бросили мотыги и уселись на пригорке перекусить. Покончив с едой, они уселись под вербу отдохнуть и поболтать в тени, а Райка взяла кувшин и одна отправилась за водой.
Возле источника никого не было. Райка набрала воды и села возле ключа. Ненко не шел у нее из головы. «Вот тут утром я сидела с Донкой, — вспоминала она, — он попросил напиться, я зачерпнула воды и подала, а сама глянула на него украдкой. И он на меня посмотрел. И словно что-то обожгло мне сердце. Господи, пресвятая богородица, зачем только я на него смотрела! Как от стыда не сгорела, как у меня глаза поднялись!.. Ой, нехорошо как!.. Уж лучше бы мне его вовсе не видать. Не ходить бы сегодня по воду, а то вот теперь сердце жжет, словно раскаленных углей туда насыпали, все стучит, стучит, будто из груди сейчас выскочит… Да что я в самом деле, словно дитя! Ни с того ни с сего думаю да думаю бог знает о чем, будто так уж он мне нужен. Вот возьму да и не буду про него вспоминать. Сейчас вот выброшу его совсем из головы, и все!» И Райка, схватив кувшин и ведро, быстро пошла к своему полю. Но не могла она думать ни о чем другом, кроме давешнего парня, не могла забыть его милого взгляда, его чудной игры. Хоть убей, не могла!
Вечером Ненко долго сидел на завалинке, глядя на ясное, высокое небо. Глаза его, не отрываясь, смотрели на вечернюю звезду, — руки вертели полузавядшую гвоздику, а в голове проносились такие чудные, такие дивные мысли, каких никогда раньше не приходило ему на ум.
До вторых петухов не заснула в эту ночь и Райка.
На другой день Райка и Донка вместе рыхлили кукурузу у Райкиной соседки. Работали они рядом, обе были проворные и ушли далеко вперед, обогнав остальных. Подружки болтали о разных разностях, вдруг Донка вспомнила, что в понедельник обещала Ненко пойти к нему полоть.
— А он тебе родня? Почему ты с ним так вот… разговариваешь? — застыдившись, сказала Райка, притворяясь, будто спрашивает так, между прочим.
— Кто мне бай Ненко? Да он же сын тетки моей, ты что, не знаешь?
— Откуда мне знать, разве я его видела когда-нибудь?
— Да что ж, ты вчера его не видела? Такой статный, красивый.
Райка не ответила и густо покраснела, но Донка как раз нагнулась над мотыгой b ничего не заметила. Подружки говорили уже совсем о другом, и вдруг Ранка опять спросила:
— Донка, а кто готовит и ставит хлеб бай Ненко, раз он один живет?
— Тетя Гана. Не самому ж ему хлеб месить.
— А он тебе близкая родня, часто он ходит к вам?
— Конечно, часто. Мама всегда его зовет. А ты что это все про него толкуешь? — вдруг спросила Донка, обернулась к Райке и засмеялась.
Райка и так вся горела от стыда, а теперь покраснела еще больше и растерянно молчала, не зная, что ответить.
— Эх, какая ты в самом деле, Донка! — пробормотала она, оправившись от смущения. — Спросить уж ни о чем нельзя!
— Не притворяйся, не притворяйся, я все знаю, по глазам вижу. Вон как ты покраснела.
— Ой, не говори, Донка. Что ты… Будто я такая… Вот так подружка!
— Да что тут такого, Райка? Чего ты на меня в самом деле набросилась? Говори уж все сразу. Я тебе про Стойчо все рассказываю. Что в этом плохого? Первая ты, что ли, на свете? Чего всполошилась, будто бог знает, что с тобой стряслось?
— Ничего, Донка, я… потом все скажу, Пойдем споем вместе с Цонкой и Станой, хочешь?
Девушки доканчивали только первый куплет, когда Райка с Донкой выпрямились над мотыгами и подхватили:
В воскресенье перед домом Нотуровцев, как всегда, собралось хоро. Ненко, весь день в ожидании его не находивший себе места, едва солнце стало клониться к закату, приоделся и побежал на майдан. Явился он туда одним из первых. Донкиной подружки еще не было. Огорченный и раздосадованный, он постоял с парнями, глядя не на хоро, а на толпившихся кругом людей. Вдруг глаза его просияли. Среди девушек, спешащих на майдан, показалась та, что обожгла его сердце. Ненко стало так хорошо и радостно, будто солнце выглянуло из-за туч. И он притаился в сторонке, чтобы удобней было смотреть на нее.
Райка все время оглядывалась по сторонам. Глазами она искала Донку, той и вправду еще не было, но не ее она ждала, а совсем другого, хоть даже самой себе не решилась бы признаться в этом. Наконец поодаль, за кучкой парней, она увидала кого-то, покраснела, потупилась и больше уже не решалась туда взглянуть. Но когда хоро приближалось к тому месту, где стоял этот «кто-то», она вся вспыхивала ярким румянцем и не смела поднять на него глаза. И хорошо становилось, и сердце билось сильней оттого, что он рядом и смотрит на нее.
Вечером Райка пошла сзывать женщин назавтра полоть к ним кукурузу. Надо было рыхлить второе поле. Зашла она и к Донке, но та сказала, что обещала идти в другое место. Райка спускалась с крыльца, когда кто-то отворил ворота. На улице было уже темно, и она не разглядела, кто.
— Придешь к нам завтра помогать, Донка, ты ведь обещала? — спросил Ненко (это был он). — Я напомнить зашел.
— Донка в доме, — шепотом ответила Райка, она узнала его и вся залилась краской.
— Гляди-ка, а я думал, это Донка!
Райка, не поднимая головы, пробежала мимо него. Собирая других соседок, она ругала себя: «Зачем я не притворилась, послушала бы, что он еще скажет Донке!»
Донка была одна в комнате. В котелке над очагом тушилась кислая капуста, она помешивала ее и ворошила дрова под котелком, чтоб лучше горели. Мать во дворе под навесом доила корову, дети весело играли в другой комнате.
— Кто это у тебя был? — спросил Ненко.
— Да ты разве не узнал? Это же Райка.
— Какая Райка?
— Рассказывай, так ты и не знаешь. Эх, какой же ты, бай Ненко! У кого ты позавчера у ключа воды попросил? Ты и тогда не знал? Думаешь, я не видала, как ты ей вслед смотрел?
— Бог с тобой, Донка, что ты мелешь? Будто мне больше дела нет. А что воды у нее попросил, так она сама мне дала, у меня и в уме ничего не было. Я уж и забыл про то, а ты сразу и пошла!..
— Рассказывай, рассказывай, все равно от меня не укроешься, я людей насквозь вижу. И ты туда же, фыркает… словно по уговору…
— Перестань, Донка, тетя услышит.
Тут как раз в дом вошла мать Донки с полным подойником в руках, и повелись иные разговоры.
