Ненко запнулся, потому что как раз в эту минуту поймал на себе взгляд Райки, — она обернулась посмотреть, с кем это разговаривает Донка, — и язык у него стал совсем заплетаться.
Прошли еще круг, и вдруг Донка, — чего это ей вздумалось? — взяла и убежала. Этакая хитрюга!
Ненко в дрожь ударило, точно его ледяной водой окатили. «А что, если Райка тоже уйдет? Что, если…» Но тут он почувствовал в своей руке милую жаркую ручку и увидел совсем рядышком тонкую девушку с круглыми плечами, с потупленным взором. Зардевшееся лицо ее, озаренное лунным светом, казалось необычайно прекрасным. Не убежала от него Райка! Она не любит другого! Кто может рассказать, что творилось у него в душе? О чем еще мог он сейчас просить бога?
Когда Райка увидела того самого Ненко, о котором так много думала за это время, который столько раз снился ей, из-за кого она так осунулась, сердце ей вдруг будто обожгло, так сильно оно застучало. Она покраснела и опустила глаза, не решаясь ни на кого взглянуть. «Почему он стал рядом со мной? — подумала она, когда волнение немного улеглось. — Из-за тебя это он!» — шептало ей что-то внутри.
Райке казалось, что все смотрят на нее, осуждают, что она танцует с мужчиной, и она не знала, куда деваться от стыда. Вот сейчас она уйдет, еще немножко… и оставалась на месте. Когда пение смолкло и танцующие начали расходиться, ей и легче стало, и рассердилась она на тех, кто пел, за то, что кончили так скоро. Ей казалось, что она только начала танцевать, хотя с тех пор, как Ненко стал рядом с нею, прошло немало времени.
Ненко тоже досадовал, что все так быстро разошлись, но еще больше злился на себя за то, что не обмолвился с девушкой ни словечком. А как хотелось заговорить! Как хотелось сказать Райке что-нибудь хорошее! Слова уже были у него на устах, он уж и рот открыл, да проклятый язык не повернулся. Ведь говорят же парни с девушками, как с друзьями-приятелями, и ничего тут плохого нет. А он вот… ах, как же он был зол на себя!
Как только все стали расходиться, Райка смешалась с толпой девушек, и, когда Ненко повернулся, чтобы еще раз посмотреть на нее и сказать что-то, ее уже не было рядом.
Ненко увидел ее, когда она выходила из ворот, разговаривая с подружкой. Он пошел следом за ними и стал прислушиваться.
— Не пойду завтра в поле, — говорила Райка. — Дина Цановичина звала, да меня мама не пускает.
— Ну и хорошо, что не обещала. Кто у нее полоть-то будет? Она сама, да Велика Пройкина, да еще две старухи. Не со старухами же идти.
— Слушай, Тинка, давай пойдем завтра пораньше к Попову ключу. Дедушка любит оттуда воду.
— Ладно, пойдем. Позовешь меня завтра, Райка? Смотри, не забудь!
— Позову, конечно.
— Райка, а ты кончила рубашку вышивать?
— О-о, еще вчера. Посмотришь, какой мне мама узор показала.
Дальше Ненко не слушал. Он понял одно: завтра они пойдут к Попову ключу, и хорошо запомнил это, А больше ему и не нужно было ничего.
Рано утром, когда солнце еще не вставало, а только чуть окрасило небо на востоке над горами, Райка взяла красивый зеленый кувшин и белое ведро и пошла по воду. Она шла не на чешму возле их дома, а к Попову источнику, тому, что на краю села, за вербой, как спустишься по тропинке, на лужайке у самой реки.
А знаете вы, какая вода льется из узкого деревянного желобка, того самого, что приладил когда-то к источнику поп хаджи Георгий, вечная ему память. Такой вы, наверное, и не пробовали! Чистая, прозрачная, как слеза. А до чего холодна! Ей-богу, не найти вам нигде такой! Сколько чешм, сколько ключей и колодцев разбросано у нас по полям и горам, а Попов источник один! И, право же, стоит пройти лишнего, чтобы напиться оттуда холодной воды и наполнить ею свои кувшины.
Райка остановилась перед воротами Тинки Дрындиной, с которой вечером уговорилась вместе идти за водой, и хотела зайти во двор, позвать ее, как вдруг вспомнила, что у них злая собака — недавно она искусала женщину, — и не решилась войти. «Ничего, догонит, — подумала Райка. — А может, она и ушла уже».
И вот Райка на краю деревни, узкой тропкой идет по высокому берегу. Внизу, окруженная вербами, тихо и радостно журчит речка, пересекающая село. А от самой тропинки далеко вокруг зеленеет море озимых, они уже заколосились и кое-где начинают цвести. Легкий, прохладный ветерок, какой в это время по утрам всегда шлют к нам горы, еле колышит это море. Над полем носятся ласточки, то высоко взвиваясь в синее небо, то камнем бросаясь вниз, так что крылышки их чуть не задевают расцветающие колосья. Как радостно они щебечут! А тут как запоют соловьи, один слаще другого, в вербняке над рекой, засвищут, защелкают, зальются, рассыпаясь звонкой дробью, — век не устанешь их слушать! Просто одурманивают тебя их песни. Погода ясная, небо чисто, кругом ни облачка, сколько ни ищи. А вот и солнце бросает первый взгляд из-за горы, рассыпает золотые лучи сначала по холму, потом озаряет высокие деревья, крутой берег, поле — все кругом. И все оживает под его величавым взором и начинает улыбаться: колосья, васильки, каждый цветок и былинка, птицы и букашки. Взгляните хоть на этот маленький голубой с лиловым цветок: «горбатой девушкой» зовут его у нас в народе, потому что стебелек его и в самом деле немного искривлен, — как он ожил! А капельки росы, повисшие на его лепестках… видите, как они горят? Правда, похож он сейчас на глаза ребенка, когда он смеется? «Горбатая девушка» смеется, и все радуются и веселятся вместе с ней. Господи боже мой, до чего хорошо на свете, как радостно, как красиво! Да разве об этом расскажешь! — Рай, божий рай, да и только!
Райка шла тропинкой по краю берега. Давно уже не было у нее на душе так легко, как сегодня. Со вчерашнего хоро она изменилась так, что и узнать нельзя. Всю ночь ей снились чудные сны, а рано утром она проснулась такая веселая и улыбающаяся, словно та роза, что сегодня спозаранку, еще покрытую росой, сорвала она в своем садике и воткнула себе в волосы.
Райка спускалась вниз к источнику; он уже виден издали, слышно, как журчат его чистые, прозрачные струи, и вот она у самого источника. Тинки нет, никого поблизости не видно. Райка опустила на землю ведро и кувшин, потом подставила ведро под струю, выпрямилась и огляделась вокруг. И вдруг задрожала, будто горячих углей насыпали ей за пазуху: к Попову источнику, не из села, а с другой стороны, шел человек. Она узнала его, сердце сразу подсказало ей, кто это. Схватив ведро и пустой кувшин, она хотела бежать, но, как и вчера на хоро, что-то против воли удержало ее. Сердце ее стучало так, словно хотело выскочить из груди, лицо покраснело, что твой пион. Вы, верно, уже догадались, кто был этот человек? Конечно, Ненко. Всю ночь он не сомкнул глаз: Попов источник так и маячил перед ним. Заря еще не занималась, когда он встал и вышел из дому.
— Что ты здесь делаешь, Райка? — застенчиво, каким-то чужим голосом спросил он, подходя к ней.
— Ничего, — не поднимая глаз, шепотом ответила Райка.
— Ты за водой пришла в такую рань?
— За водой, — чуть слышно молвила она, нагнулась и отставила полное ведро в сторону.
— Раз уж ты набрала воды, дай мне напиться.
Райка, все так же с потупленным взором, подала ему ведро. Он взял, поднес ко рту и стал медленно пить. Напившись, подал ей обратно, но когда Райка протянула руку, не отдал, а отступил назад. Ненко видел, как парни у чешмы поддразнивают девушек. Райка смутилась еще больше. Ненко опять протянул ей ведро, она боязливо подошла, взяла его и опять подставила под струю.
Ненко не знал, что сказать, и только смотрел да улыбался. А она не поднимала глаз от ведра и, хоть видела, что вода бежит через край, даже не подумала убрать его и подставить кувшин.
— Вы кукурузу сегодня будете окучивать? — спросил Ненко после долгого молчания.
— Нет, сегодня не будем. Послезавтра, наверно.
Они опять замолчали.
— А я теленка ходил искать. С вечера пропал, и нету его нигде. — Ненко соврал, сам не зная, как это у него получилось.
Райка не ответила… Снова наступило молчание.