забеспокоился, не сходит ли она потихоньку с ума…
— Ты чего? Маша— Ничего. Все путем. Хорошо. Попробуем еще раз. Ты иди туда, сиди там и молчи, а я все приберу, подготовлю помещение к обряду.
Где заклинание?
— Вот! — Лиза протянула листок.
— Сиди и читай про себя, а то, когда по бумажке, ты спотыкаешься. И молчи, пока я тебя в круг не поставлю. Значит, так… Я заново рисую круг, заново зажигаю свечи…
— Эти потушить, что ли?
— Да, конечно.
Лиза стала торопливо тушить свечи. Дура моя стояла, глядя на нее примерно так, как глядит корова на сельский пейзаж. Я же вытащил свой славный табурет, уселся поудобнее и стал сводить концы с концами. Лиза была мне весьма симпатична желанием заполучить деньги, и я даже жалел, что не могу помочь ей, бедняжке. Насчет своей беременности она, впрочем, врала — мы, живущие внетелесной жизнью, хорошо чувствуем присутствие или же отсутствие живой души, а душа младенца хоть и трудноуловима, поскольку связь ее с плотью еще хрупка, присутствует возле будущей матери постоянно.
А ведь кто-то наверняка охраняет этот кейс с деньгами, подумал я и задался вопросом: много ли там? Вот у меня в сундуке, точно знаю, четыреста семь золотых талеров, остальное — серебро. Сколько же это на теперешние деньги? И какова должна быть сумма, ради которой Лиза готова отдаться черту из преисподней? Похоже, что там —
не меньше десятка моих любезных сундучков…
— Машка, я сейчас! Я все сделаю! — восклицала она, собирая свечи. — Эти круги стереть, да? Где тряпка?
— Ты молчи, тебе перед зазывом нельзя говорить. Задуй свечи и иди в массажный кабинет, — велела моя дура. — И ложись. И сосредоточься опять. Ясно? А то у нас ничего не получится. МолчиЛиза положила свечи на стол и поспешила в каморку.
Тут же моя дуреха бросилась к туалету и столкнулась с выходящим Бурым. Разумеется, спасения от беды она искала в его объятиях, а он — что? Ему, подлецу, объятий не жалко! Принял, стал гладить по спине, даже в висок поцеловал. Хорошо хоть не сразу ударился в откровенную похоть.
— Ты слышал? Нет, ты слышал? — твердила дура.
— Тихо! — приказал он и очень быстро, буквально таща в охапке, выволок ее в прихожую. Продолжая обнимать одной рукой, другой он затворил дверь. Получилось это довольно громко. Я напряг зрение и увидел, как Лиза приподнялась на ложе. Нетрудно было угадать ее мысли — она забеспокоилась, не собирается ли моя дура сбежать.
Той бы и следовало сбежать. Да только как же отлепиться от любовника?
— Я чуть с ума не сошла! Кошмар! — взахлеб шептала дура. —
И так страшно, а тут вдруг ЭТО, белое и воет! Знаешь что? Это же был не загробный дух! Нам лекции читали — загробный дух молча стоит, он тихий, он очень редко говорит, ну, слово скажет, ну, два. А этот как заорет, как взвоет! Все, уходим! Мне тут таких гостей не надо! Потом помещение чистить, ладаном курить! А если привяжется? Будет по ночам шастать, в кровать, чего доброго, залезетНу, размечталась, подумал я, одна похоть на уме. Однако лицо любовника мне сильно не понравилось. Я ошибся — вот он-то как раз меньше всего думал сейчас о похоти. И более того — я опознал тот ореол золота, который мне так нравился в Лизе.
— Не тарахти, — сказал он. — Значит, так. Ты сейчас попробуешь еще раз вызвать ЭТО, и пусть оно скажет, где кейс.
— Ты с ума сошел?! — воскликнула моя дура и попыталась вырваться из объятий.
Тем временем Лиза, прихватив с собой сумку, бесшумно подкралась к двери, ведущей в прихожую. Голос у Бурого был глуховатый, невыразительный, но разборчивый.
— Машка, ты знаешь, кто эта телка? — спросил он. — Это Сашки Слона телка! Я ее сразу узнал. Помнишь, по телеку показывали —
разборка была за старым вокзалом, прямо на путях, два трупа подняли? Весь город гудел! Так это Слон с Гешей Чиквадзе разбирался. Там еще раненые были, самого Чиквадзе зацепило, но его увели и спрятали. Потом все галдели — бандиты друг другу глотки рвут! Помнишь?
А это Слон Гешке деньги был должен, в кейсе Гешкины деньги, усекла? Вот почему она хочет их найти и в Данию рвануть! В общем, так.
Ты опять вызываешь ей ЭТО. Пусть ОНО в самом деле кивнет или там на пальцах покажет! А потом — уже не твоя забота. Ясно?
— Ой, мама дорогая… — прошептала моя дура.
А я хлопнул себя по лбу. Раньше надо было задуматься, почему Бурый так старательно отворачивается от Лизы и вообще старается быть при ней незаметным.
— Потом причитать будешь. Иди, рисуй круги, гоняй чертей, делай, что хочешь! — велел Бурый. — Лишь бы ОНО сказало, где кейсНичего себе интрига, подумал я и пожалел дуру, которая во все это впуталась. От жалости даже мысль в голову пришла: может, назвать им какой-нибудь дурацкий адрес, и пусть они успокоятся?
Но это, как выяснилось, была вовсе не моя мысль.
— Ну, назовет какой-нибудь дурацкий адрес — а дальше? — спросила дура. — Это же…
— Не твое дело. С Лизкой я сам разберусь. Раскатала губу! Сучка мелкая— Как, прямо здесь?..
— Иди, действуй. Получится — за мной не заржавеет. Лизка тебе десять кусков обещала — я пятнадцать дам. Главное — взять этот чертов кейс. А насчет Лизки не волнуйся, на ней уже клейма ставить негде… с ней только ленивый не спал, ее весь город во все дырки имел…
Иди, иди. И ты, это… Поосторожнее с ней. Я видел, она с собой сумку прихватила. Когда этот самый Сашкин дух скажет, где кейс, ты сразу выметайся.
— При чем тут сумка? — спросила моя невинная дуреха.
— При том! Лизка, чтоб ты знала, кандидат в мастера спорта по стрельбе. Вот и соображай, что у нее там в сумкеОн был прав. Несколько войн, пережитых мной в этом подвале, научили меня немного разбираться в теперешнем оружии. Сумочка была дорогая — о, этот ореол золота! — и действительно изнутри была приспособлена под небольшой пистолет, он не болтался, а сидел в гнезде из плотной ткани.
— Ой, мама дорогая…
Есть случаи, когда лучше просто молчать, а не выказывать свою дурь, поминая дорогую маму. Но дура моя была проста, незамысловата, неспособна молчать, и я прекрасно понял взгляд Бурого — ему очень вдруг захотелось ее удавить. Но он, разумеется, сдержался.
И даже несколько отстранился от любовницы.
— Так что Лизку я беру на себя… Тьфу, это что еще за дрянь?
— Ты на деда наступил.
Дед лежал себе и спал. Помирать, к счастью, не собирался — мне тут только такого сожителя недоставало! Что-то я перестал понимать в жизни за пределами подвала — в мои телесные годы ни из кого не сифонило, а теперь вдруг эта хвороба завелась. Такой маленький винтообразный смерч под жестяным тазом… Сифонит! И слова такого не знали! А вот если он помрет — из него все еще сифонить будет?
Оч-чень любопытно…
— И не проснется же, зараза, — удивленно сказал Бурый. — Машка, это точно летаргический сон. Ну, иди, действуй. Узнаешь, где кейс, — твои пятнадцать кусков.
— Ой, как не хочется опять с этим зазывом связываться…
— Ну, Машка! Ну, я же прошуОн знал, на что ее подманить! Он опять стал крепко обнимать, щупать и целовать мою дуру. Но она, как ни странно, не поддалась.
— Прошу, прошу! — передразнила она. — А сам деда вытащить никак не можешь! Вот уж он тут точно посторонний! Хочешь, чтобы из-за него все прахом пошло?
— Ну, если только в нем все дело…
— Как раз темно, ты его спокойно дотащишь до остановки.
