'Ничего подобного я не видел ни в сновидениях, ни в жизни', - сказал себе Пол. Он поспешил занять место на пути червя, думая теперь лишь о том, чего требовала от него эта минута.
* * *
'Держи под контролем финансы и суд. Остальное
можешь отдать толпе' - таков был совет
падишаха-императора. А еще он говорил: 'Если хочешь
получить прибыль, нужно править толпой'. В этих
словах содержится истина, но я спрашиваю себя: 'Что
есть толпа? И что есть правитель?'
Принцесса Ирулэн.
Пробуждение Арраки. Секретное
послание Муаддиба ландсраату.
В сознании Джессики таилась непрошеная мысль: 'Пол может в любую минуту начать испытание наездника песка. От меня захотят скрыть этот факт, но он очевиден. Вот и Чани уехала по какому-то таинственному поручению'.
Джессика сидела в своей комнате, пользуясь минутами отдыха между часами ночных бдений. Комната была уютная, хотя и поменьше той, которая у нее была в сьетче Табр до их побега от погрома. Но и здесь были толстые ковры на полу, мягкие подушки, низкий столик под рукой, разноцветные драпировки на стенах и глоуглобы над головой, дававшие мягкий золотистый свет. В комнате стоял тот тяжелый кислый запах сьетча Свободных, который теперь ассоциировался в ее представлении с безопасностью.
И все же, она это знала, ей никогда не удастся преодолеть такое ощущение, что она находится в чужом доме. Ей все время казалось, что ковры и занавеси что-то таят от нес.
В комнату проник слабый отголосок ритмичных звуков. Джессика догадалась, что это празднуются роды. Возможно, Сабийи - ее время было близко. И еще знала Джессика, что скоро она увидит и самого ребенка синеглазого младенца принесут к Преподобной матери для благословения. Она знала также, что ее дочь Алия будет присутствовать на празднестве и даст матери о нем отчет.
Время ночной Молитвы о расставании еще не подошло, а начинать празднование рождения до того, как будет проведена церемония скорби по рабам Поритрина, Бела Тегузы, Россана и Хармонтепа, было нельзя.
Джессика вздохнула. Она поняла, что пытается уйти от мыслей о своем сыне и тех опасностях, в лицо которым он смотрит, - о замаскированных ловушках, полных отравленных колючек. О набегах Харконненов (хотя они и сделались более редкими после того, как Свободные преподнесли им славный урок с помощью нового оружия, что дал им Пол); о естественных опасностях пустыни в лице Создателей, безводья и песчаных штормов.
Она подумала, не велеть ли принести кофе, и вместе с этой мыслью пришла другая, часто возникавшая у нее: о парадоксе образа жизни Свободных. Как славно им живется в их пещерах по сравнению с тем, как живут синки и пеоны, и в то же время насколько больше трудностей им приходится переносить во время хайров в открытой пустыне в сравнении с крепостными Харконненов.
Темная рука высунулась из-за занавеса, поставила на столик чашку кофе и исчезла. От чашки исходил густой аромат спайсового кофе.
'Дар от празднующих родины', - подумала Джессика.
Она взяла кофе и, улыбнувшись про себя, сделала глоток. В каком еще другом обществе в нашей Вселенной женщина моего положения согласилась бы принять неведомый напиток и могла бы без опаски его попробовать? Теперь я могла бы, конечно, изменить яд, прежде чем он причинил бы мне вред, но ведь дающий не знает этого.
Она выпила кофе, чувствуя, как горячий и восхитительный на вкус напиток возвращает ей энергию и силу.
Какое другое общество могло бы с такой естественностью заботиться о ее уединении и комфорте: ее не хотели побеспокоить даже на минуту. Уважение и любовь - со слабым оттенком страха - стояли за этим даром, думала Джессика.
И еще одна деталь привлекла ее внимание: только она успела подумать о кофе, как тот немедленно появился. Никакой телепатии за этим не было, она знала, что это было тау, единство сьетча, понимание, вызванное той порцией спайса, которую получали все его члены. Подавляющее большинство людей не могло и надеяться на возникновение в себе той ясности, которую вызывал спайс в ней: их не учили, не готовили к этому. То, чего они не понимали или не хотели знать, их сознание просто отказывалось принимать. И все же они чувствовали и действовали как единый организм, хотя мысль о таком единстве никогда не приходила им в голову.
'Закончил ли Пол испытание на песке? - спросила себя Джессика. - Он очень способный, но неудача может постигнуть и более способного'.
Ожидание...
'Какая тоска! - подумала она. - Можно прождать очень долго, пока тоска не овладеет всем твоим существом'.
В их жизни были все виды ожидания.
'Мы пробыли здесь более двух лет, - подумала она. - И пройдет по крайней мере в два раза больше времени, прежде чем мы сможем хотя бы надеяться на избавление Арраки от правителя Харконненов, скотины Раббана'.
- Преподобная мать?
Голос, доносившийся из-за занавесей, принадлежал Харе, другой женщине Пола.
- Да, Хара?
Занавеси раздвинулись, и вошла Хара. На ней были обычные в сьетче сандалии и красно-желтое одеяние, оставляющее открытыми руки почти до плеч. Смазанные маслом черные волосы, плотно прилегающие к голове, были разделены пробором посередине и свисали ей на грудь подобно двум крылам. Лицо с крупными хищными чертами было нахмурено.
За Харой стояла Алия, двухлетняя дочь Джессики.
Джессика всегда поражалась ее сходству с Полом, когда он был в том же возрасте: те же широко раскрытые вопрошающие глаза, темные волосы, твердая линия рта. Но была и некоторая разница, и касалась она того, что так смущало в ней взрослых. Ребенок, совсем еще младенец, держался с удивительным для ее возраста спокойствием и уверенностью. Взрослые удивлялись и поражались, когда она смеялась, услышав двусмысленные, одним лишь им понятные выражения. Или же они ловили себя на том, что, слушая ее по-детски шепелявый, неопределившийся голосок, обнаруживают в ее словах тонкий намек, никак не соответствующий тому опыту, располагать которым может ребенок ее возраста.
- Алия, - позвала ее Джессика.
Девочка подбежала к лежавшей возле матери подушке, опустилась на нее и схватила руку матери. Физический контакт сразу же восстановил ту духовную близость, которая установилась у них еще до рождения Алии. Дело было не в общих мыслях, хотя они и возникали, если контакт происходил в те минуты, когда Джессика изменяла для церемонии спайсовый яд. Это было мгновенное познание другой живой особи, нечто более глубокое и острое, чем просто телепатия. Это было эмоциональное единение, связанное с симпатической нервной системой.
Памятуя о том, что Хара - другая женщина Пола, хранительница его домашнего очага, Джессика приветствовала ее в подобающей случаю, хотя и сдержанной манере:
- Субакх ул кухар, Хара? Хорошо ли ты провела ночь?
В той же традиционной манере Хара ответила:
- Субакх ун нар. У меня все хорошо.
Голос Хары, лишенный всякого выражения, звучал ровно и безучастно. Джессика ощутила исходящее от Алии удивление.
- Ганима моего брата недовольна мной, - чуть шепеляво произнесла девочка.
Джессика отметила слово, которым Алия назвала Хару - 'ганима', означавшее: 'нечто, приобретенное в битве', а произнесенное с особым выражением - 'нечто такое, что не использовалось больше по своему прямому назначению'. Что-то вроде копья, используемого для крепления занавесок.
Хара хмуро посмотрела на ребенка:
- Не надо меня оскорблять, дитя: я знаю свое место.
- Что ты сегодня делала, Алия? - спросила Джессика.
