— Это часть характера, — пояснил он в ответ на так громко прозвучавший молчаливый вопрос. — Так всегда поступают воины Противовесного континента, отправляясь в бой. А кричать надо… — он попытался вспомнить книгу, которую читал очень давно. — Э-э… Бонсай. Да. Бонсай!
— А я думал, что это означает обрезку деревьев, чтобы сделать их маленькими, — язвительно усмехнулся главный философ.
Декан замялся. Если уж на то пошло, он и сам был не очень уверен, что все правильно вспомнил. Но настоящий волшебник никогда не отступает перед лицом какой-то там неуверенности.
— Нет, это определенно был «бонсай», — сказал он, еще немного подумал, и тут лицо его просветлело. — И это часть бусидо. Ты все перепутал! Это не деревья, а бусы. В прошлом вместо ленты на лоб они повязывали бусы. Да, есть смысл, если задуматься…
— Но ты не можешь вопить свой «бонсай» здесь, — сказал профессор современного руносложения. — У нас абсолютно другая культура, другое наследие. Здесь это будет бесполезно. Никто не поймет, что ты имеешь в виду.
— С этим я как-нибудь справлюсь, — успокоил его декан.
Он заметил, что Людмилла стоит с открытым ртом.
— Обычная беседа волшебников, — заверил он ее.
— Правда? — неуверенно спросила она. — А мне бы и в голову не пришло…
Аркканцлер уже выбрался из тележки и сейчас задумчиво катал ее взад-вперед. Как правило, свежая мысль достаточно долго укоренялась в его мозгу, чувствуя себя там не очень уютно, но Чудакулли инстинктивно чувствовал, что этой проволочной корзинке на четырех колесах можно найти массу полезных применений.
— Так мы идем или весь вечер так и проторчим здесь, бинтуя головы? — спросил он.
— Йо! — рявкнул декан.
— Йо? — попробовал Редж Башмак.
— У-ук!
— И это было «йо!»? — подозрительно осведомился декан.
— У-ук.
— Ну… тогда ладно.
Смерть сидел на вершине горы. Гора эта не была особенно высокой, не слишком отвесной и не такой уж мрачной. Голые ведьмы не слетались сюда, дабы устраивать свои шабаши. Если уж на то пошло, ведьмы Плоского мира крайне редко снимали свои бесчисленные одежды, а если и снимали, то не больше, чем это было необходимо для бизнеса.
Скалу эту не посещали привидения. Голые лысые мудрецы не сидели на ней и не распространяли мудрость, потому что любой достаточно мудрый человек быстро понимает: сидение голышом на горных вершинах может вызвать не просто геморрой, а геморрой плюс жестокое обморожение. Иногда люди забирались на гору, чтобы добавить пару камней к пирамидке, сложенной на вершине, но это служит лишним доказательством того, что, если есть какой-нибудь глупый обычай, его обязательно подхватит человечество и воплотит в жизнь.
Смерть сидел на пирамиде и размеренными медленными движениями водил оселком по лезвию косы.
Воздух вдруг всколыхнулся. Возникли три серых прислужника.
— Думаешь, победил? — сказал один.
— Думаешь, можно праздновать триумф? — сказал один.
Смерть перевернул оселок, оглядел его и еще раз провел по кромке лезвия.
— Мы все доложим Азраилу, — сказал один.
— Ты ведь всего-навсего Смерть, один из многих, — сказал один.
Смерть подставил лезвие под лунный свет, поворачивая его и любуясь игрой отблесков на крошечных чешуйках металла.
Потом одним быстрым движением он встал. Прислужники поспешно отступили.
Со скоростью змеи он выбросил руку и схватил одну из серых мантий, подтянув пустой капюшон на уровень своих глазниц.
— ТЫ ЗНАЕШЬ, ПОЧЕМУ УЗНИК, СИДЯЩИЙ В БАШНЕ, СЛЕДИТ ЗА ПОЛЕТОМ ПТИЦ? — спросил он.
— Убери от меня свои руки, — сказал один. — …Ой…
На мгновение вспыхнуло голубое пламя. Смерть опустил руку и повернулся к двум оставшимся.
— Мы еще встретимся, — сказал один. Они исчезли.
Смерть смахнул со своего плаща частичку пепла и встал на вершине горы, широко расставив ноги. Подняв над головой косу, он призвал к себе всех мелких Смертей, которые возникли в его отсутствие.
Спустя какое-то время на гору накатилась черная волна.
Она текла, словно черная ртуть.
Это продолжалось долго, но наконец все закончилось.
Смерть опустил косу и осмотрелся. Да, все здесь. Он снова стал настоящим Смертью, содержащим в себе все смерти мира. За исключением…
На мгновение он задумался. Где-то ощущалось крошечное пустое пространство, какой-то фрагмент его души потерялся…
И он не был точно уверен, какой.
Смерть пожал плечами. Ничего, потом определим. А пока предстоит большая работа…
И он ускакал прочь…
Далеко-далеко от той горы, в своем кабинете под амбаром, Смерть Крыс разжал лапки, крепко обнимавшие балку.
Тяжело ступая по выползающим из под плит щупальцам, Ветром Сдумс пробирался сквозь клубы пара. Сверху, осыпав его осколками, упала мраморная плита. Он резко пнул ногой стену, давая выход своей ярости.
Он понимал, что все выходы из здания, скорее всего, завалило, а если один лаз где-то и остался, то его уже не найти. Сдумс застрял внутри этой твари, и она злобно сотрясала свои стены, пытаясь добраться до него. Что ж, по крайней мере он вызвал у нее тяжелый приступ несварения желудка.
Он направился к отверстию, которое когда-то было широким коридором, и едва успел нырнуть туда, как стены позади него сомкнулись. Всюду мелькали крупные серебристые искры. Жизнь переполняла здание и стремилась вырваться наружу.
По трясущемуся полу бесцельно сновали несколько тележек, они явно заблудились — так же, как и Сдумс.
Он свернул в другой коридор, показавшийся ему более многообещающим — хотя ни один из коридоров, по которым ему доводилось ходить за последние сто тридцать лет, не пульсировал и не парил так сильно.
Из стены вылезло еще одно щупальце и сделало ему подножку. Сдумс упал.
Конечно, убить его эта тварь не может, но она способна лишить его тела, и тогда он будет таким же духом, как Один-Человек-Ведро. А это, наверное, хуже смерти.
Он поднялся на ноги. Потолок рухнул, заставив его снова прижаться к полу.
Он сосчитал до трех и со всех ног поковылял вперед сквозь плотные клубы пара.
Снова поскользнулся и, падая, вытянул руки.
Он чувствовал, что теряет контроль над собой. Слишком многими органами нужно было управлять. Даже без учета селезенки работа сердца и легких требовала слишком больших усилий…
— Топиари!
— Какого черта ты имеешь в виду?
— Топиари! Понял? Йо!
— У-ук!
Сдумс поднял затуманенный взор.
А га. Видимо, контроль над мозгом он уже утратил.
Из тумана, кренясь и петляя, вылетела тележка, по бокам которой висели какие-то смазанные фигуры. Волосатая лапа и некая рука, которая давным-давно перестала быть рукой, ловко подхватили его и
