одобрялось подавляющим числом горожан. Жители Анка — народ практичный, и они считали, что патриций, запретив все уличные театры и выступления мимов, заботился прежде всего о благосостоянии своих подданных. Патриций не сеял в душах горожан ужас, он бросал его туда по зернышку.
Патриций вздохнул и положил последнее донесение на высокую стопку рядом с креслом.
В детстве он как-то видел жонглера, который мог удерживать в воздухе дюжину тарелок. Чтобы приступить к обучению искусством управлять Анк-Морпорком, городом, который кто-то описал как “нечто напоминающее перевернутый вверх дном термитник без присущего последнему шарма”, он должен был проделать такой же трюк с сотней тарелок.
Патриций глянул в окно, на возвышающуюся вдали громаду Башни Искусства, которая была центром Незримого Университета, и рассеянно спросил себя, сможет ли кто-нибудь из этих старых ослов-зануд изобрести лучший способ обработки писанины. Нет, конечно. Волшебник просто не понимает такой элементарной штуки, как простейший гражданский шпионаж.
Он снова вздохнул и взялся за расшифровку того, что президент Гильдии Воров сказал своему заместителю в полночь в потайной звуконепроницаемой комнате, что за его кабинетом в штаб-квартире Гильдии, но…
Оказался в Главном за…
Нет, в Главном зале Незримого Университета он бывал не раз. На бесконечных обедах. И вокруг него так же находилось множество волшебников, но все они были…
…Не такими.
Подобно Смерти, — на которого, по мнению некоторых менее везучих жителей города, он походил как две капли воды, — патриций никогда не впадал в ярость, не обдумав, к чему это приведет. Хотя иногда он думал очень быстро.
Патриций обвел взглядом собравшихся волшебников. На их лицах застыло выражение, от которого слова возмущения застряли у него в горле. Волшебники были похожи на овец, которые вдруг наткнулись на попавшего в капкан волка, причем это случилось как раз в то момент, когда до них донесли ценную мысль, что в единстве — сила.
Было у них нечто похожее в глазах. — Что означает это безоб… — он поколебался и неуклюже закончил:
— Это? Веселая шутка в честь Дня Мелких Богов, а?
Его глаза метнулись в сторону и встретились с глазами маленького мальчика, который держал в руках длинный металлический посох. На губах мальчика играла самая странная улыбка, что когда-либо видел патриций.
Кардинг кашлянул.
— Господин… — начал он.
— Выкладывай, приятель, — рявкнул на него лорд Витинари.
Сначала Кардинг испытывал робость, но тон патриция был чуть более безапелляционным, чем нужно. Костяшки пальцев волшебника побелели.
— Я волшебник восьмого уровня, — негромко произнес он. — И ты не смеешь обращаться ко мне таким тоном.
— Хорошо сказано, — похвалил его Койн.
— Бросьте его в подземелье, — приказал Кардинг.
— У нас нет подземелий, — напомнил ему Лузган. — Это же университет.
— Тогда отведите в винные погреба, — отрезал Кардинг. — И пока будете внизу, постройте пару-другую подземелий.
— Вы хоть понимаете, что творите? — справился патриций. — Я требую, чтобы мне объяснили, что означает… — Ты ничего не можешь требовать, — возразил Кардинг. — А означает это, что с сегодняшнего дня городом будут править волшебники, как это было предопределено изначально. Так, уведите его…
— Вы? Править Анк-Морпорком? Волшебники, которые даже друг дружкой управлять не могут?
— Да!
Кардинг отдавал себе отчет в том, что это не самый остроумный ответ. Но куда больше его волновало то, что песик Вафлз, который был перенесен в зал вместе с хозяином, подковылял, с трудом передвигая ноги, к волшебнику и сейчас близоруко всматривался в его туфли.
— Тогда все поистине мудрые люди предпочтут отсидеться в безопасности в каком-нибудь славном глубоком подземелье, — сыронизировал патриций. — Так что прекращайте дурачиться и верните меня на место. Тогда вполне возможно, мы замнем эту тему. Или заминать потом придется вас.
Вафлз прекратил исследовать туфли Кардинга и затрусил к Койну, обронив по пути несколько клочков шерсти.
— Эта пантомима слегка затянулась, — заявил патриций. — И теперь я…
Вафлз зарычал. Это был глубокий, первобытный звук, который задел какую-то струну в расовой памяти всех присутствующих и вызвал у них неудержимое желание залезть на дерево. Он воскрешал в памяти длинные серые тени, охотящиеся на рассвете времен. Просто удивительно, как в таком маленьком животном может умещаться столько угрозы. И вся эта угроза была направлена на посох в руке Койна.
Патриций шагнул вперед, чтобы подхватить собаку, но Кардинг поднял ладонь и послал через весь зал опаляющую струю оранжево-голубого пламени.
Патриций исчез. На том месте, где он стоял, замерла маленькая желтая ящерица. Она моргала глазами и озирала всех свирепым взглядом, выражающим характерную для всех рептилий глупую злобу.
Кардинг изумленно уставился на свои пальцы, как будто видел их впервые в жизни.
— Прекрасно, — хрипло прошептал он. Волшебники посмотрели на тяжело дышащую ящерицу и перевели взгляд на город, сверкающий в свете раннего утра. Там, снаружи, оставались муниципальный совет, городская стража. Гильдия Воров, Гильдия Торговцев, жрецы.., и никто из них даже не подозревал, какая беда вот-вот обрушится на их головы.
“Началось”, — сказала шляпа из своей коробки, которая стояла на палубе.
— Что началось? — переспросил винд.
“Правление чудовства.” На лице Ринсвинда отразилось недоумение.
— Это хорошо?
“Ты когда-нибудь понимаешь, что тебе говорят?”
Ринсвинд почувствовал, что вступает на более знакомую почву.
— Нет, — ответил он. — Не всегда. Особенно в последнее время. Не часто.
— А ты уверен, что ты действительно волшебник? — осведомилась Канина.
— Это единственное, в чем я когда-либо был уверен, — убежденно произнес он.
— Странно.
Ринсвинд сидел на Сундуке на освещенном солнцем баке “Океанского танцора”, и корабль, мирно покачиваясь, пересекал зеленые воды Круглого моря. Снующие вокруг моряки занимались — Ринсвинд в этом ничуть не сомневался, — важными для мореходства вещами, и он надеялся, что они делают все правильно, потому что после высоты он больше всего на свете ненавидел глубину.
— Ты выглядишь обеспокоенным, — заметила Канина, которая подстригала ему волосы.
Ринсвинд втянул голову в плечи, пытаясь сделать ее как можно меньше, чтобы уберечь от мелькающих ножниц.
— Это потому, что я обеспокоен.
— А что такое Абокралилсис? Ринсвинд поколебался.
— Ну, — ответил он, — это конец света. Что-то вроде.
— Что-то вроде? Что-то вроде конца света? Ты хочешь сказать, что мы даже ничего не поймем? Оглянемся и спросим друг у друга:
“Простите, вы ничего не слышали?”
— Просто провидцы так и не смогли прийти к единому мнению. Существует множество самых разнообразных неопределенных предсказаний. Некоторые из них довольно безумные. Так что это назвали Абокралипсис. — У Ринсвинда был весьма смущенный вид. — Что-то вроде апокрифического Апокалипсиса, который отнимает у людей жизни. Понимаешь, такой каламбур.
— Не очень удачный.
