— Сейчас не зима, — категорично заявил один из волшебников, — и ночь довольно теплая.
— В предательски изменчивую весеннюю ночь, — парировал Лузган, — и воистину проклят будет тот человек, кто, гм, в такое время не протянет руку…
— Уже почти лето.
Кардинг задумчиво почесал нос.
— У мальчишки был посох, — заметил он. — Откуда он взял эту палку? Ты не спрашивал?
— Нет, — ответил Лузган, все еще тихо ненавидя назойливого знатока календаря.
Кардинг с многозначительным видом — во всяком случае, так показалось Лузгану, — принялся рассматривать свои ногти.
— Ну, какой бы эта проблема ни была, — проговорил он демонстративно скучающим (по мнению Лузгана) голосом, — до завтра она подождет, не развалится.
— Да он же стер Биллиаса с лица Диска! — воскликнул Мрачнодум. — А в комнате Виррида, говорят, не осталось ничего, кроме сажи!
— Может быть, они первые начали, — не растерялся Кардинг. — Не сомневаюсь, что уж ты-то, мой дорогой собрат, не позволишь какому-то юнцу победить себя в делах Искусства.
Мрачнодум заколебался.
— Ну, э-э, — протянул он, — нет. Разумеется, нет, — он взглянул на невинно улыбающегося Кардинга и громко кашлянул. — Конечно же, нет, естественно. Биллиас повел себя очень глупо. Однако разумная осторожность, несомненно… — Тогда давайте, — добродушно предложил Кардинг, — будем осторожными утром. Братья, отложим это совещание. Мальчик спит и в этом, по крайней мере, являет нам пример. Утром все будет выглядеть не так мрачно, вот увидите.
— Мне известны случаи, когда этого не происходило, — хмуро заявил Мрачнодум, который никогда не доверял Молодости.
Он считал, что она еще ни разу ничем хорошим не закончилась.
Старшие волшебники один за другим покинули кабинет и вернулись в Главный зал, где обед, после девятой перемены блюд, был в самом разгаре. Чтобы отбить у волшебников аппетит, требуется нечто большее, чем немного магии и человек, которого у них на глазах превратили в дым.
По какой-то необъяснимой причине Лузган и Кардинг остались в кабинете наедине. Они сидели каждый по свою сторону длинного стола и наблюдали друг за другом, как кошки. Кошки могут сидеть в разных концах переулка и наблюдать друг за другом часами, мысленно выполняя маневры, которые заставили бы любого гроссмейстера показаться порывистым и импульсивным. Но кошкам далеко до волшебников. Ни тот, ни другой не собирались делать ход, не прогнав в уме весь предстоящий разговор. Лузган сдался первым. — Все волшебники — братья, — заявил он. — Мы должны доверять друг другу. У меня есть кое-какая информация.
— Знаю, — отозвался Кардинг. — Тебе известно, кто этот мальчик.
Губы Лузгана беззвучно зашевелились в попытке предугадать следующий виток разговора.
— Ты не можешь этого утверждать, — заявил он через какое-то время.
— Мой дорогой Лузган, когда ты нечаянно говоришь правду, ты краснеешь.
— Я не краснел!
— Именно это, — подтвердил Кардинг, — я и имел в виду.
— Ну хорошо, — уступил Лузган. — Наверное, ты все знаешь.
Толстый волшебник пожал плечами.
— Просто тень подозрения, — ответил он. — Но почему я должен вступать в союз, — он покатал непривычное слово во рту, — с тобой, простым волшебником пятого уровня? Я мог бы получить информацию более надежным способом — выкачав ее из твоего еще живого мозга. Это я не к тому, чтобы тебя обидеть, ты понимаешь, я всего лишь хочу знать.
В следующие несколько секунд события развивались слишком быстро, чтобы не-волшебники могли в них разобраться, но произошло примерно следующее. На протяжении разговора Лузган под прикрытием стола незаметно чертил в воздухе знаки Ускорителя Мегрима. И вот сейчас он что-то пробормотал себе под нос и метнул заклинание вдоль столешницы. Оно проделало в лаковом покрытии дымящуюся борозду и примерно на полпути встретилось с серебряными змеями, которые слетели с кончиков пальцев Кардинга, применившего разработанное братом Хашмастером заклинание Эффективного Гадосейства.
Заклятия врезались друг в друга, превратились в зеленый огненный шар и взорвались, заполнив комнату мелкими желтыми кристаллами.
Волшебники обменялись долгими, медленными взглядами — такими взглядами можно спокойно жарить каштаны.
Откровенно говоря, Кардинг был удивлен. Хотя ему не стоило удивляться. Волшебники восьмого уровня редко сталкиваются с необходимостью доказывать свое магическое искусство. Теоретически равным с ними могуществом обладают лишь семь других волшебников, а все волшебники низших уровней — они по определению, ну, как бы это сказать, ниже. Это делает волшебников восьмого уровня самодовольными. Лузган же был на пятом уровне.
Возможно, жизнь наверху трудна, и, вероятно, в самом низу она еще труднее, но на полдороги к вершине она настолько тяжела, что ее можно использовать в качестве балласта. К этому времени все безнадежные лентяи, глупцы и откровенные неудачники отсеиваются, простор для деятельности открыт, и каждый волшебник оказывается в одиночестве, окруженный со всех сторон смертельными врагами. Снизу поджимает четвертый уровень, только и ожидающий случая подставить ножку. Сверху давит заносчивый шестой, стремящийся растоптать все честолюбивые стремления. А с боков теснят собратья по пятому уровню, всегда готовые использовать любую возможность, чтобы немного уменьшить число соперников. На месте тут не постоишь. Волшебники пятого уровня злобны и упорны, у них стальные рефлексы, а их глаза превратились в узкие щелки от того, что они постоянно вглядываются в метафорическую финишную прямую, в конце которой ждет приз всех призов — шляпа арк-канцлера.
Кардинг почувствовал, что сотрудничество привлекает его своей новизной. Оно обладало заслуживающей внимания силой, которую при помощи взяток можно было обратить себе на пользу. Разумеется, впоследствии ей, возможно, придется.., подрезать крылышки…
“Покровительство”, — думал Лузган. Он слышал, как люди вне Университета используют этот термин, и знал, что он означает: добиться от тех, кто стоит выше тебя, чтобы они оказали тебе поддержку. Естественно, в обычных условиях ни один волшебник и не подумает оказывать поддержку коллеге, если только не надеется застать его этим врасплох. Одна мысль о том, чтобы самым натуральным образом поощрять соперника… Но, с другой стороны, этот старый болван может оказаться полезным, а впоследствии, ну что ж…
Они разглядывали друг друга с взаимным сдержанным восхищением и бесконечным недоверием, но, по крайней мере, это было недоверие, на которое можно положиться. Пока не наступит это самое “впоследствии”.
— Его зовут Койн, — сообщил Лузган. — Он утверждает, что его отца зовут Ипслор.
— Интересно, сколько у него братьев? — проговорил Кардинг.
— Что-что?
— Подобной магии не появлялось в Университете уже много веков, — пояснил Кардинг. — А может, и тысячелетий. Я только читал о ней.
— Тридцать лет назад мы изгнали отсюда одного Ипслора, — сказал Лузган. — Согласно нашим сведениям, он женился. Я отдаю себе отчет в том, что если у него и были сыновья, то они стали волшебниками, но не понимаю, как…
— Это было не волшебство. Это было чудовство, — откидываясь в кресле, возразил Кардинг. Лузган уставился на него через покрытую пузырями лакированную крышку стола.
— Чудовство?
— Восьмой сын волшебника становится чудесником.
— Я этого не знал!
— Об этом не извещают широкую публику.
— Да, но… Чудесники жили давным-давно, магия была тогда гораздо сильнее, гм, люди были другими… Это не имело отношения к, гм, размножению.
