уже было ничем не пробить. Поэтому, чтобы добыть воду, дымцы носили с улицы снег и растапливали его на огне. И заодно и грелись, потому что морозы стали еще крепче. Из-за них сиднем сидели по домам и только за снегом выходили. А уже даже в костярни, даже на базар никто не хаживал, потому что, говорили, слишком далеко и холодно. Поэтому глянешь, бывало, в окно, а там одни сугробы и дымы над ними. И ни единого следа нигде! И так же и в город никто не являлся, даже обозы с продовольствием, и те позастревали на дорогах. Поначалу этого как будто не заметили, но вот потом без них прошла неделя, вторая, запасы кончились – и вот уже и брюхо подвело, и город как будто ожил. То есть стали дымцы то и дело выходить на улицы, стоять на перекрестках и шушукаться между собой. И вот уже явился слух, будто какому-то дитяте во сне привиделся Один-Из-Нас, который говорил, что это только начало, а вот потом, когда народ вконец оголодает, тогда дымцы начнут один на другого охотиться, потому что иначе никак… Ну, и так далее, только зачем повторять глупости. Тем более, что тех, кто их повторял, сразу брали под ребро и волокли куда надо. Но слухи все равно не прекращались, обозов не было, голод крепчал, по городу уже слонялись недовольные, которые уже ничего не боялись и поэтому болтали что хотели. Тогда князь, злой- презлой, велел открыть урочные амбары – и вся провизия, которую он успел заготовить к Горской войне, пошла на ублажение одичавших от голода толп. Но зато эти толпы притихли, и уже можно было думать, что главная беда миновала, а там, глядишь, и морозы спадут, подоспеют обозы и станет совсем тихо.
Но тут со всех концов поскакали гонцы, из всех углов полетели «известия»: беда, уделы зашатались, купцы, отправленные в Глинск, побиты и ограблены, и Глинск пухнет от голода, но хоть пока что еще молча, а вот в Глухове началось открытое возмущение, там всех смутил лживый слух, будто пока другие голодают и мрут, воевода со своими подбрехалами тайно пирует по ночам – и горожане в это верили, но, слава Одному-Из-Нас, тот слух, то есть того кликушу, который его распускал, изловили, язык у него вырвали, и на базаре на шесте повесили, всем на обзор – и сразу стало тихо! Только надолго ли, никто не знает. Но это еще что! А вот в Замайске поднялись так поднялись, там их потом чуть урезонили, то есть кого побили и разогнали, а кого побили совсем, то есть убили, а иначе, как было доложено, их никак нельзя было остановить. А вот Столбовск и так не устоял, в Столбовске было всего круче: Костярь и тамошние лучшие едва успели затвориться в тереме, а народ, вконец рассвирепев, взял их в осаду и стоит, грозит сжечь их живьем. Вот каково было столбовское известие! Князь, даже не дослушав его до конца, резко вскочил, поворотился к Рыжему и приказал:
– Ар-р! Чин ему! Порс-порс!
И срочно заложили волокушу, и уже вышли во двор лучшие. Но Рыжий отказался от дружины, сказал, что он сам справится, и уехал без лучших, один. И тут, как на зло, как задуло, завьюжило! Он тогда чуть выехал из города, чуть миновал заставу, думал, к утру уймется, и поехал дальше. А утром еще сильней задуло! А к полудню еще приморозило. Но Рыжий все равно не повернул обратно. И после он еще долго плутал, по льду, в метель, и замерзал, и засыпал, клял тянунов, а тягуны кляли его, наверное… И, наконец, уже на восьмой день, он все же добрался до Столбовска. Тогда шел крупный, редкий снег, начинало светать. Народ стоял на стенах и кричал, выл, бесновался. Их было тьма и тьма, а он один. Но это было даже хорошо, что он тогда оказался один, потому что дружину в Столбовск ни за что не пустили бы, дружину разорвали бы! А так он сошел с волокуши, подошел к воротам, велел открывать… И они ему открыли! И он вошел в город, и сразу вскрыл тайные амбары (потому что знал, где их искать, князь ему перед отъездом подсказал), потом сразу делил, потом так же сразу судил: Костяря – сразу заковать в железа и в них же отправить в Дымск, а Клыма, тамошнего сотника – сразу поставить воеводой, ибо столбовские так пожелали, они его на сходке крикнули, а Рыжий это своей властью подтвердил, и это тоже сразу, а князь потом, но уже не сразу и кривясь, своей властью одобрил. Вот так-то вот! И Рыжий почуял, кем он теперь стал, то есть в какую вошел силу. Потом был Глухов, Глинск, Копытов и другие. Где хитростью, где лаской, где угрозой, Рыжий держал их всех вот так, в горсти! Потом, взойдя на Верх, докладывал. Князь, выслушав его, вставал и сдержанно благодарил, а после брал с собой бурдюк, спускался к лучшим и там пьянствовал. А Рыжего с собой не звал! Да Рыжий с ним и не просился, а уходил к себе, садился на тюфяк, брал книгу…
О! Та книга! Она была большая, толстая, с железными застежками. На титуле было написано вязью: «Все знания», а на корешке шрифтом попроще значилось: «Записки Досточтимого». Рыжий медленно, с явным почтением листал ее поблекшие шершавые страницы и то и дело замирал, и даже закрывал глаза…
А ведь когда, вернувшись от Урвана, он вскрыл футляр и вытащил оттуда эту книгу, то сразу хотел ее сжечь! А что, гневно подумал он тогда, вот тоже невидаль! Да их у него на Верху, этих книг, было десятка два, не меньше. Они здесь от Юю еще валялись, Рыжий ходил, смотрел на них, листал, там-сям даже читал: «Девишник», «Сонник», «Подвиги Отважного», «Стихи»… То есть сирень, одно слово, и только! И он махнул на них, их снова спрятали в чулан. Потом пошли державные дела, и Рыжий совсем забыл о книгах. Как вдруг еще одна, Урванова! И он в сердцах вскочил и подбежал было к печи, открыл уже заслонку…
Но почему-то удержался и не бросил. Сел, расстегнул застежки, раскрыл наугад. И прочел: «…а Солнце – это раскаленный шар, сиречь еще одна звезда среди других таких же звезд в бескрайнем и бездонном небе, сиречь в Космосе…» Вот так! Рыжий прочел – и онемел. У него аж заняло дыхание! Он аж зажмурился. Немного подождал и успокоился, открыл глаза, перечитал… Да, точно: «…сиречь в Космосе». А дальше было так: «А Космос не есть пустота. Космос просто невидим, точно так же, как, к примеру, воздух. Но о наличии воздуха можно судить…» Гм, мудрено, растерянно подумал Рыжий и резко мотнул головой, перелистал десятка два листов, снова глянул, прочел: «Мозг – это наш самый главный орган и поэтому он надежно укрыт черепом. Сердце же укрыто только ребрами». Ну, да! Ощупав ребра, Рыжий потянулся, задумчиво зевнул, сел поудобнее… Хотя там и так было удобно, потому что свету от печи было достаточно, тепла тем более, а тут еще в этой книге то и дело говорилось о таком, что если даже и захочешь, то все равно не уснешь, и поэтому как Рыжий тогда сел, так и сидел себе, сидел, читал, не замечая ничего, всю ночь до самого рассвета.
А утром сонный, с красными глазами, с большим трудом и, главное, уже безо всякого желания, но как будто ни в чем ни бывало был вынужден выслушивать гонцов про Глинск, Песчанск, Свинск, деготь, лозу… В условиях умеренного климата – вдруг вспомнилось ему из книги. И еще многое другое ему весь тот день вспоминалось. И так же поздно вечером, когда все внизу уже спали, а они с князем сели играть в шу, и князь, небрежно развалившись на шкуре чудо-зверя, потягивал вино и о чем-то с очень важным видом говорил…
Рыжий его совсем не слышал! Рыжий смотрел на шкуру и понимающе улыбался. Ибо теперь он знал, как ловят чудо-зверя. Это делают так: двести загонщиков трубят в серебряные трубы и поджигают заросли. Зверь выбегает из них и бросается на загонщиков, и рвет их и топчет. Кровь! Вопли! Визг! Но этот визг – от радости, от счастья, ибо там верят в то, что если чудо-зверь кого-то убивает, то это совсем не смерть, а новое рождение – и в новом месте, которое лучше, чем это. Вот такое у них там поверье, такая там у них религия…
А князь, смеясь, рассказывал: Брудастый, как всегда, заснул под лестницей, а тут явились Бобка и Бесхвостый и стали поливать его из бурдюка, и поливали ему прямо в ухо, а брага была просто кипяток, потому что они ее перед этим нарочно разогрели, представляешь? И ты это сиди и слушай, сердито думал Рыжий, и еще смейся вместе с ним. Р-ра, маета! Снег, вьюга за окном… А в Харлистате, думал дальше Рыжий, дождь бывает только один раз в три года, а про снег там вообще не имеют понятия. Зато в Голянии всегда зима, весь год. И вот уже где дикари так дикари, даже похлеще Красноглазых: там ни власти у них, ни законов, пускай даже самых простых. Там просто зло. А здесь…
– Ар-р! – удивленно рыкнул князь. – Да что это с тобой?
– Так, ничего, – уклончиво ответил Рыжий.
И как накликал! Потому что с того раза у него так и повелось: тянулись дни – из ничего, а в них были суды из ничего, чины невесть зачем, разъезды непонятно для чего. И еще много всего прочего, еще совсем недавно очень важного, а теперь непонятно какого, никчемного. Хотя, если задуматься, то почему это все ни к чему? Равнина – это не такая уже дикая страна. Другое дело, что кроме нее на свете есть еще Фурляндия, Даляния, Мэг, Харлистат и другие державы, и только все они вместе взятые и есть в полной мере Земля, то есть огромный остров, который окружен рекой без берегов, то есть (сиречь) Бескрайним Океаном, который и действительно бескраен, потому что никто еще не доплывал до его края, как бы долго он ни плыл. Там же, кстати, и сама Земля бескрайна, потому что и до ее края тоже никто еще не доходил,
