поднялся на платформу, щурясь от яркого света путевого прожектора, подошел к Блюмкину, поправил за козырек свою фуражку, прокашлялся и спросил:
– Чего это вы тут делаете, граждане?
– Простите? – опомнился доктор. – Что вы сказали?
– Я говорю, что вы тут делаете?
– Поезд ждем. А что еще можно делать на платформе?
– Какой поезд? – недоверчиво щурясь, отозвался старик.
– До Берлина! – обозлившись, пробурчал доктор.
– Вы чего-то напутали, гражданин, отсюда до Берлина ничего не ходит. Разве что из Берлина сюда, – сказал дежурный.
Доктор нахмурился. Дед усмехнулся, достал пачку «Беломора», вытащил папиросу, дунул в нее, смял бока гармошкой и закусил мундштук уголком рта.
– Вы, я вижу, новенький тут, – сказал он рассеянному интеллигенту. – Не расстраивайтесь. Здесь неплохо. В каком-то смысле почти как дома. Только времени нет. Его как бы и навалом, а на самом деле нет. А хотите поезд – нажмите на кнопку.
– На какую кнопку? – опомнился доктор.
– Да вот же она, – ткнул дедок пальцем в стоящий посреди перрона желтый столбик со щитком, на котором обнаружилась одна единственная красная кнопка. Доктор, не задумываясь, шагнул к щитку и нажал. Через считанные секунды к станции подлетел пустой серый электропоезд. Двери вагона отворились, и дикторский голос из динамика объявил: «Станция Дзержинская. Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Белоканцелярская».
И вот уже доктор Блюмкин и Даниил мчатся в бешено болтающемся вагоне через подземные туннели, изредка выскакивая на поверхность и продолжая путь по воздушным перегонам. Словно по небу, пролетают они то над темными безднами, то над горящими во мгле огнями городов-призраков…
– Ваше сиятельство, час назад в канцелярию прибыли двое – расстриженный иерей Аркадий и юноша Даниил с ним. Они разыскивают опекуна некой рабы Божией Любови Феодосьевны Овелевской. Как прикажете поступить?
– Она уже не раба Божия, и опекун ее печален. Им незачем его беспокоить.
– Так им и было сказано, но теперь они требуют «главного». Сколько им не втолковывали, что лично вы никого не принимаете, они никак не уймутся.
– Я приму их.
… Доктор Блюмкин и Даня стояли во мгле перед мощными крепостными вратами. Общались они все это время с привратниками через небольшое окошечко и уже почти потеряли надежду, что их пустят внутрь. Но вдруг в воротах отворилась небольшая дверца, и из нее выскочил сухонький седовласый служитель.
– Уважаемые гости, прошу следовать за мной, – пригласил старичок с окладистой белоснежной бородой и в золотом пенсне. – Его сиятельство Мараил Предвечный великодушно согласился принять вас и зовет в канцелярию.
– Простите, это он и есть опекун Любушкиной души? – спросил доктор, спеша за старичком по коврам дворцовых залов, коридоров и галерей.
– Нет-нет! – усмехнулся старичок, пряча руки в широких рукавах. – Предвечный Мараил – верховный привратник, с незапамятных пор блюдущий обитель мертвых.
– Значит, нам просто необходимо благословение Предвечного, чтобы встретиться с опекуном? – спросил доктор.
– Это великая честь – сподобиться аудиенции самого Мараила, – туманно ответил старичок. – Вам предстоит кое-что узнать о вашей отроковице.
Доктор вздохнул, перекрестился, и в тот же момент они остановились у представительной двери.
– Запомните, он видит вас насквозь, – шепотом напутствовал старичок. – Вам даже необязательно представляться. Беседа с изначальными – как молитва, здесь главное вовсе не слова, а чистое сердце.
Служитель подергал за ленту, и внутри трижды звякнул колокольчик.
– Чистое сердце! – еще раз повторил старичок, отпуская дверную ручку, и пропустил гостей в канцелярию. – Ваше сиятельство, ожидающие Аркадий и Даниил прибыли.
3
Видно только, как живые подвергаются наказанию,
но кто видел, чтоб духи мертвецов носили колодки?
Это был солидный и к тому же очень темный покой. Единственным источником света здесь была низко опущенная настольная лампа. Рабочий стол хозяина, как судейское место, громоздился на возвышении, и свет лампы не давал посетителям разглядеть того, кто за ним сидел.
Когда доктор и Даня оказались на ковре посреди приемной, старичок, осторожно притворив за собой дубовую дверь, исчез. Свет, полосой падавший из коридора, сузился и иссяк. Оставшись наедине с неведомым и почти невидимым из-за лампы существом, гости ощутили трепет.
– Здрас-сьте, – после недолгой паузы поздоровались вошедшие.
Мараил отодвинул лампу, и стала хорошо различима его вытянутая, абсолютно лысая голова и неподвижное лицо в очках с темными круглыми линзами. Черное облачение его, словно костюм кукольника, сливалось с мраком, и бледные кисти рук, как марионетки, плясали под лампой, словно бы сами по себе. Если б владыка царства мертвых был человеком, то по лицу его едва ли можно было угадать возраст. А из- за черных очков лицо Мараила, как лицо слепца, не отражало никакого настроения.
Поначалу гости сконфузились, но доктор постарался взять себя в руки.
– Еще раз добрый день, – сказал он, терзая в руках шляпу. – Или добрый вечер? – вопросительно посмотрел он на испуганного Даню. – Впрочем, какая разница. Мы вот по какому делу…
– Я знаю, по какому, – пресек его спокойным голосом хозяин кабинета. Даня с доктором затравленно переглянулись. – И вы обратились по адресу. Я – наместник Демиурга, поставленный блюсти души умерших ко Дню Последнему.
– А кстати, я давно хотел спросить, когда он все-таки наступит? Вы ведь имеете в виду конец света? – невпопад спросил доктор пытаясь сменить тональность беседы на неформальную.
Мараил сухо улыбнулся и промолчал. Пауза затянулась.
– Э-э… Простите, – сказал доктор и утер носовым платком выступивший от неловкости пот.
– Незачем извиняться, – откликнулся собеседник. – Ваша задача сложнее, чем вы думаете. Дело в том, – слегка покачиваясь в кресле из стороны в сторону, продолжал Предвечный, – что отроковица, о которой вы хлопочете, умерла не просто так.
– В смысле? – переспросил доктор.
– Она покончила с собой, – безразличным тоном сказал небесный конторщик. – А уж вы-то знаете правила, Аркадий Эммануилович. Вы же бывший священник, не так ли? – Мараил чуть подался вперед.
Доктор не любил, когда чужие напоминали ему о неудачной духовной карьере. Меланхолично вздохнув, про себя он выругался: «Чтоб тебя черти съели!» Сумрачный хозяин поднялся из-за стола и заполнил собой добрую треть помещения. Он был в судейской мантии с драгоценным орденом на цепи. Взгляд сквозь черные линзы буквально придавил гостей к полу.
– Простите, я не это имел в виду… – выпалил доктор, припомнив слова старичка. – Да, да, конечно, вы совершенно правы, я служил третьим священником Никольского собора в Кривом Роге. Как сейчас помню: «Иже херувимы э-э-э… тайно образующе, э-э-э…»
– Хватит, Блюмкин! – сказал Предвечный и вновь осел в свое глубокое кресло. – У меня ни малейшего желания слушать ерунду. Я еще раз повторяю: та, кого вы ищете, заточила себя в юдоль страданий.
– Но владыка, – возразил доктор, – Страшного Суда-то еще не было?
– Это так, – согласился чиновник.
– Значит, – продолжал Аркадий Эммануилович, – если мы сейчас не в раю и не в аду, то и наша девочка должна быть где-то посередине.
– Знаете, доктор, что такое самоубийство? – с сарказмом спросил Мараил. – Это человекоубийство без возможности покаяния. Именно поэтому убийство себя во много раз пагубнее для души, чем убийство другого человека. У вас, и у прочих обитателей моей нейтральной вотчины надежда еще есть, самоубийцы
