Припорошенный изрядно снежком поселок выглядел отсюда в бинокль мирной усадьбой дремлющего колхоза. А может, он выглядел маленьким, хоть и вымершим, Брюсселем?
Прямо лубочная картинка, — снег, лес, аккуратные домики. Лишь полная тишина и царящее с виду запустение не сходятся с мирной идиллией.
Неужели никого?!
Ан нет, — вон, в нескольких домах над трубами курится дымок. Зря они так любят тепло и столь беспечны при маскировке! Теперь мы знаем, где греются в ожидании нас горе-вояки. А уж мы не оплошаем. Прямо так и написали бы на транспаранте, что ли? Дескать, здесь мы. «Пли, пожалуйста!»
Или их там настолько уж до хрена собралось, что к ним и черти с испуганным стуком входят?! Ну, тогда и мы проведём сверку резервов и возможностей.
Хохол и Иен — бывшие морпехи. Сабир — просто из шумоголовых, страдающий манией вечной войны горец. Те живучи и подвижны, как кошки. Им невероятно везёт в бою. Гришин же, как выяснилось, разведчиком ходил в Чечне. А я и Вурдалак мой? Ну, мы просто с головой не дружим давно и настолько, что сами удивляемся, как мы вдвоём ещё не всех врагов колотушкой поубивали.
Негусто нас числом, но крайне действенно по составу. А, мать его так! Где наша не пропадала! Не поворачивать же назад? Не пропадать же такому тщательно подготовленному кровопролитию?!
Так что пёрли мы и не оглядывались. Как на параде.
Я попутно пытаюсь утешить совесть мыслью о том, что ОНИ шли к нам тоже не о видах на урожай беседовать. Они ведь шли нас УБИВАТЬ, верно?! Так пусть и обрящет, кто искал…
— Хохол, а ну-ка давай со мной на крышу! Сабир-джан, отдай ему свой мешочек! — я отчего-то преисполнен нынче энтузиазма. Ещё бы, — дома сегодня долгожданный борщ! Упаси бог кого-то помешать нам вернуться, чтобы его отведать! И пусть сварен он на основе сушёных овощей, пролежавших под углекислотой почти десяток лет, — вкус его ну никак не назвать пресным. Жаль только, что бывает сие лишь раз в две недели по мною же утверждённому графику питания.
Пр-роклятая экономность пингвина на собственном рыбном складе!
— Народ, со стороны трансформаторной двое, и за вон тот сарай двое. Хохол, как только я тут налажусь, шуруй к бывшей будке правления посёлка. Она почти у входа, угадаешь там сам. И оттуда методично по во-он тем отапливаемым хаткам. Вперёд пока не лезь. Будет душновато. Всё, разбежались. Сабир, из вас никто не стреляет, пока я не дам второй залп. Понял?
Сабир кивает и уводит Вячеслава за сараюшку, в которой когда-то благополучно гнил чей-нибудь прибитый пылью «Восход» с коляской. Даю сто процентов, что основным его пассажиром была какая-нибудь кошка, мирно спящая в дырявой, захламленной и пыльной люльке.
Кидаю на крышу свою «кошку», дёргаю шнур, проверяя на крепость… И — оп! Неудобно, конечно, тащить себя в толстой одежде наверх, но ничего. Влезли.
Торопливо сбрасываю с плеча вещмешок, пытаюсь выровнять дыхание и одновременно достаю пару железок и начинаю колдовать. Времени мало. Нужно сохранить элемент внезапности по максимуму.
…Так, стойки поднять…ну, градусов на семьдесят. Примерная траектория будет в аккурат нужной. Дую на коченеющие пальцы и шиплю от колющей боли в ногтях. Мороз с рассветом крепчает.
…Два болта сюда, на «ноги», два в станину. За прошедшее с последней чистки время стойки слегка покрылись бурым налётом, и не больше. Целы — целёхоньки.
И ни одному чёрту или гению не догадаться было, что это не крепление для антенны или прожектора, а станина для миномётного огня. Причём поворотная. «Миномётного», конечно, сказано излишне громко, но тоже очень даже неплохо работает. Когда станина встала на место, Хохол благоговейно и торжественно достаёт из другого мешка продолговатые цилиндры около семи сантиметров в диаметре. Моя персональная гордость и разработка. Сернистый газ и замечательный по плотности дымовой состав.
Установив в течение нескольких минут все три заряда, киваю Хохлу. Тот потихоньку отползает от меня и скатывается по верёвке вниз. Бежит, пригнувшись, по овражку, к назначенному месту. Точно по сценарию, молодец. Хохол должен изображать из себя эдакого бравого полудурка, задорно палящего в белый свет, как в копеечку. Что должно приободрить защитников и заставить высунуть носы наружу. Мне их присутствие на свежем воздухе желательно. Вот и пусть подумают, будто с меткостью и организацией у нас полный бардак.
Однако, зная способность Хохла к попаданию в эту самую «копеечку», свою одежду, идя в атаку, я советую до трусов благоразумно оставлять дома, — дырок через пару секунд на ней будет больше, чем на хламиде Пьеро пуговиц.
Вот теперь порядок, братцы тунеядцы! Гляжу на разлёгшегося на снегу Хохла в бинокль. Тот пялится в свой на меня. Дотопал и развалился почти напротив центральных ворот дач за кустиками. Место выбрал — что надо! Сказываются толковые мозги парня.
Опускаю палец резко вниз. Кивает, что понял, и тут же припадает к ложу карабина.
…Секунду спустя сонную с виду тишину посёлка разрезает истерический визг разбуженных ради такого развесёлого дела пуль. Со стен летит щепа, из окон разбегаются стёкла. Распиленные головки вырывают из стен куски размером с мою голову. Весело-то как мы начинаем! Аплодируем артистам активнее!
В ответ на наше «вступление» с нескольких сторон по Хохлу ударяют выстрелы. Нервы у сидящих в засаде явственно сдали. Пока палят практически наугад.
Рано, рано…
Я жду главного действа. Скоро отстреливающиеся придурки от отчаяния осмелеют и высыплют на улицу. Тем более, что их к этому активно побуждает сам Хохол, монотонно и размеренно вгоняющий пулю за пулей в дощатые домики. Пару раз улица уже оглашалась чьими-то болезненными криками. Значит, скоро они там сообразят, что просто так в сортире весь акт не высидеть. Что прибить стрелка можно, если только реально навалиться и растоптать гадёныша численно. Причём с расстояния верного выстрела.
Потому жду, наметив примерные точки накрывания. Стреляя, Хохол начинает залихватски орать матерные песни. Вполне натурально — дурак, явившийся с рельсом наперевес в сельпо с твёрдой целью до нитки ограбить Всемирный Банк.
Для вида и для активации мыслительного процесса «дачников» из положения «лёжа» пускаю со своей крыши совсем короткую очередь в сторону наиболее огрызающейся ружейным огнём хижинки. Там торопливо выбивают окно с противоположной стороны и, судя по суматохе, ломятся скопом наружу.
Ну, я думаю! «Каштан» — это вам не рогатка из бабушкиных чулок. Ага, а вот и первые желающие лечь достойно…
С перекошенными от смеси ужаса и злости лицами по наиболее глухой стороне улицы прямо в направлении трансформаторной скрытно, как им кажется, бежит первая «группа нетрезвого здоровья». Со стоящим оружием лишь чуть больше половины, но от этого они не стали менее враждебными. Туда вам и дорога, братцы…
С крыши снимаю пару наиболее нетерпеливых. Короткий крик, и из приземистого капитального домика высыпает на улицу следующая дружная стайка вооружённых дебилов. Сейчас я сам себе напоминаю бойца элитного спецназа, посланного навести кровавый порядок в соседнем курятнике. Но что поделаешь, — завтра может быть поздно.
Первые людоеды из сошедших с ума в соседнем районе, говорят, свежевали жертв чуть не голыми руками…
Не ждать же мне их всех, озверевших, у собственного порога? И так каждую неделю приходят всякие. Правда, уже гораздо меньше, чем в первые дни и недели, но всё же…
Приникаю к станине. Тэ-э-экс, а вот и мы, парад-алле… Пора!
Запал фитиля вспыхивает мгновенно. Всё-таки «карамелька» — это вещь! На неё не жаль потраченных драгоценных ныне селитры и сахара.
С хлёстким шипением и хлопком заряд вырывается из мобильного ствола и несётся в сторону раззявивших рот при виде инверсионного следа хуторян.
Джяга-джяга, курносые!!!
Собравшаяся было для расправы над тушкой Хохла бравая бригада подпрыгивает, разворачивается на месте и бросается куда-то вглубь райончика.
