Налегло на сердца ожиданье грозы (Вот и кстати штормовка), под ветром понуро Подползает к ногам маслянистая зыбь. Оскудели дородные глуби, и птица Не спешит на неверную воду садиться, Ведь весенней порою, в броженье урёма, Пропитала озеро дряблая дрёма. А давно ль, когда в жизни — сплошные кануны, Трепетала и тёрлась о лодки вода, Закипала вода, вспучив грузные луны Серебром истекавших сетей? Их тогда Распирало броженьем улова — литая Рыба светом сорила, и после, тяжёл, Всё темней клокотал, всё плотней, обмирая, Заходясь в рыжей пене, артельный котёл. Многих, многих озёрная сила вспоила, Как меня поднимала когда-то, мальца: Крепли мышцы, ветвились упругие жилы — Так идут по весне в звонкий рост деревца… А теперь ни умыться нам и ни напиться… И с тревогою, Вэлло, следим мы с тобой За мятущейся птицею над плосколицей, Почерневшей, как рок, безразличной водой. Потому-то и не отпускает смятенье, Что в тяжёлом движенье прогресс перемял До подлеска тайгу и, певец покоренья, Я потрав за лавиной стальной не видал, Сам прокашивал гулкие просеки, сеял Чадный грохот… Так не по твоим ли слезам, Хмурый Вэлло, ломилось железо на север, Приценяясь, как видно, к насупленным льдам? И в минуты душевной надсады Горько вижу я, как из подроста и мхов Нам бессильно грозят, в чёрных метах распада, Древа, сучья, валежины, сны пропоров. Лет пятнадцать — и вот мы у цели: Пересохшие русла, овраги, пески… Слава Богу, не всё уничтожить успели, Но к черте роковой — ишь, размах-то! — близки… Мы присвоили право решать, что полезно, А что вредно. И кто бы из нас ни решал, Так уверовал, путь просекая, в железо, Что в холодной крови растворился металл. И молчу я над вялой водой, размышляя: Тот, кто озеро — по слепоте? — отравил, Безусловно, из тех, кто, тайгу «покоряя», И других «покоренью» примером учил… Страшно, что безымянен он, этот «учитель», Потому что не найден и не уличён. Сколько он принесёт нам вреда, истребитель, Потребитель, по сути прогорклой. О чём Думал он, выгребая тавот? Всё о том же, Что огромна Сибирь, золотой материк, Что и эту потраву она переможет И урон-то, по меркам её, — невелик, Капля в море… А капля ли?! И потому-то Потрясенье саднит до сих пор, Ибо мёртво застыли озёра мазута Там, где птица, густа, поднималась с озёр… Где бродила обильная живность густая, Жгут — так прячут следы! — нефть, и траурный дым Иссушает сознание, переползая За лесной горизонт… Так давай проследим Его путь: он полнеба затмил, постепенно Концентрируясь в воздухе, в почве, в воде, Чтоб распадом, гниеньем в отравленных генах Заявить о себе… Поколенья в беде! Как преступно бездумны безликие песни О безоблачном детстве! На кой они ляд, Если небо забито отходами, если У детей наших лёгкие — с кровью! — горят. Не безнравственно ль, что лихорадочно ищем Панацею от страшных болезней, пока, Накрывая смертельною тенью жилища, Наша смерть вызревает в больных облаках?! Проморгали Чернобыль. А что провороним Мы на сей раз, ведь, как посторонних людей, Родники наши, реки, озёра хороним, Не сумев их спасти от кислотных дождей? И, как рыба, вверх брюхом — иллюзии… Скверно:
