они плакали вовсе не от голода или страха. Подобно маленьким волчатам они инстинктивно почуяли гибель своей матери. И Владимир понял это.
Ноги сразу стали ватными, силы окончательно покинули его. Владимир опустился на пригорок. Он совершенно не представлял, что делать дальше, все слишком запуталось. Настя погибла, в этом уже не было сомнений, он остался один в глухом лесу с двумя младенцами на руках, его преследуют по пятам, как преступника, а идти абсолютно некуда. Может быть, прекратить это бессмысленное бегство и сдаться властям?
Усталость клонила голову к земле, перед глазами все плыло. Сил не осталось даже на то, чтобы встать. Владимир кашлянул и вытер губы рукой. Ладонь покраснела от крови. Только сейчас Владимир почувствовал тупую боль под правой лопаткой. Кое-как он дотянулся рукой до спины, вся рубашка сзади была мокрой. Силы покинули его вовсе не от усталости, он истекал кровью. Видимо, шальная пуля зацепила и его. В горячке беглец даже и не понял, что серьезно ранен.
Владимир осторожно коснулся кончиками пальцев личика одного младенца, потом другого и прошептал:
— Вот и все, ребятки. Дальше идти мы уже не сможем. Прости меня, Настя.
Опустившись в траву рядом с близнецами, он обнял детей одной рукой и закрыл глаза.
Он уже не дышал, когда из чащи вышла огромная медведица. Следом за матерью боязливо ковыляли два медвежонка. Медведица осторожно подошла к младенцам, обнюхала их. Две пары черных глаз бесстрашно смотрели на огромного мохнатого зверя.
Медведица повернула голову, втянула воздух ноздрями и пошевелила ушами, прислушиваясь. Издалека приближались люди, много людей. Подцепив руку Владимира носом, медведица отодвинула его в сторону. Потом она осторожно взяла одного из близнецов в зубы, другого обхватила передней лапой, прижав к мохнатой груди. Ковыляя на трех лапах, медведица скрылась в чаще. Медвежата последовали за матерью.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДЕТИ ЛЕСА
«…он существует уже тысячи лет, наводя ужас на взрослых и детей в больших городах и глухих местечках.
Слово «ликантроп», от которого он получил свое название, буквально означает «человек-волк» и происходит от греческого lykantropia.»
Гремит барабан, пылает костер, суровый лик взирает с высоты на поляну. Бой барабана все громче. Но нет, это сердце стучит в разгоряченной груди, все ускоряя ритм. Отблески пламени пляшут на лапах елей, причудливые тени мечутся вокруг.
Жарко. Все тело пылает огнем. Кровь стучит в висках, сердце рвется из груди. Свет костра меркнет, кажется, сама жизнь угасает. Но через миг все вокруг оживает, начинается новая, совсем другая жизнь. Настоящая.
Бежать, бежать. Не от кого-то, не за кем-то. Просто бежать. Потому, что так надо. Так велит сама жизнь. По-другому нельзя. Тьма дебрей раскрывает объятия лапами могучих елей, лес встречает своих детей.
Это их жизнь, только здесь они становятся теми, кто есть на самом деле, кем рождены.
Они бегут. Бегут от тьмы к свету. Бегут навстречу своей судьбе. Так велит инстинкт — могучее звериное чувство. Он ведет их через века, сквозь тысячелетия. И горе тому, кто осмелится прервать их бег, посмеет встать на пути детей леса.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Председатель приемной комиссии еще раз внимательно перечитал документы и посмотрел на абитуриентку поверх массивных очков. Под его пристальным взглядом девушка смутилась. Она сама чувствовала, что на глазах заливается краской и от этого смущалась еще больше.
— Значит, хотите стать педиатром? — уточнил председатель.
— Да, — выдавила из себя девушка.
— Детей любите?
Девушка смогла только кивнуть в ответ.
— Поздновато документы подаете, — заметил председатель комиссии. — До вступительных экзаменов осталось всего ничего. Я, конечно, понимаю, что вы не местная, но все же ваша деревня не на краю света, могли бы и пораньше приехать.
— Извините, — только и смогла выдавить из себя девушка.
От волнения ей даже стало трудно дышать. Казалось, эта мука никогда не кончится. При сборах все представлялось совсем иным и, отправляясь в город из родной деревни, девушка даже представить себе не могла, что простая подача документов в приемную комиссию мединститута обернется для нее настоящей пыткой. Природная застенчивость всегда становилась для нее препятствием в общении с людьми, особенно с мужчинами, тем более здесь, в городе, где все вокруг чужое, незнакомое. А тут еще этот никчемный допрос. Сколько же можно? Уж лучше бы сказали сразу, что у нее нет никаких шансов, и отпустили с богом.
Между тем строгий председатель продолжал:
— Вам было необходимо пройти медкомиссию. Вы знаете об этом?
Девушка кивнула.
— Да хватит вам, Андрей Михайлович, бедную девочку мучить, — заступилась за девушку женщина, сидевшая за соседним столом. — Совсем ее застращали. Подумаешь, беда какая, пройдет она медосмотр. Можно даже после экзаменов, если сдаст. Прямо у нас и пройдет. Хоть бесплатно будет. А оформим потом, задним числом. Ничего ж страшного.
Андрей Михайлович взглянул на коллегу, потом вдруг улыбнулся девушке и, хитровато подмигнув ей, сказал:
— Вот, Зинаида Петровна у нас добрая фея, а я, значит, злой сатир. Да не переживайте вы так, девушка. Школу вы закончили с замечательными отметками, не думаю, что на экзаменах у вас будут проблемы. Можете готовиться к сдаче.
У приезжей было еще много вопросов, в частности волновала проблема жилья — будет ли ей предоставлено место в студенческом общежитии. Но услышав, что она свободна, девушка забыла обо всем.
Даже не попрощавшись, она выскочила из приемной, толкнув кого-то дверью. Захлопнув дверь, она увидела девушку своего возраста в красной майке и выцветших джинсах, с мобильным телефоном на шее.
— Осторожней нельзя? — недовольно проворчала девушка в джинсах, потирая ушибленный локоть.
— Извините, — пробормотала приезжая.
Девушка в джинсах наклонилась за своими тетрадками, которые выронила, приезжая бросилась ей помогать. Взглянув на незнакомку, девушка в джинсах спросила:
— А ты чего такая красная? Субботин, что ли, нарычал?
