– Хватит прикидываться! Я тебя всю ночь не трогал, дрыхла, как сурок. Только писк стоял. Отвечай, как собирается праматерь спасать твою шкуру, и собирается ли вообще?
– Прародительница просила... – Шаманка облизнула пересохшие губы. – Прародительница просила тебя, ифрит, не водить жителей степи за русские валы. Она сказала, что всех их там ждет смерть.
– Интересно, – поджал под себя ноги Тирц. – На чьей она стороне? Она за русских или за вас, татар? Почему она так защищает этих тупых деревенских медведей? Почему не хочет помочь вам?
– Она помогает... – Колдунья, опасливо поглядывая на своего господина, села на подстилке. – Она пытается спасти их от гибели. Она не хочет, чтобы они умирали в чужих лесах.
– Не проливая крови, не добьешься победы, – усмехнулся ифрит. – К тому же, раз уж она такая всевидящая, ей ли не знать, что я не собираюсь гробить нукеров в бессмысленных сражениях и штурмах. Они станут просто ходить взад и вперед. И все!
Русский заливисто расхохотался, откинувшись на спину, потом вдруг оборвал смех, снова сел и вперся в шаманку взглядом:
– Она сказала, как снести валы?
– Она... Она передала мне слова жизни.
– Чего-чего? – скривился ифрит.
– Слова жизни. Ими можно оживлять мертвых...
– Это хорошо, – кивнул Тирц. – Это очень хорошо. Значит, я смогу убивать тебя снова и снова, а ты станешь произносить эти слова и оживать. Это просто здорово. Значит, сперва я смогу выпустить тебе кишки. Потом утопить в колодце. Потом большим камнем раздробить все кости на руках и ногах, все ребра и череп. Потом зарезать. Потом задушить. А после этого живьем закопать в землю. Да, это очень остроумная идея.
– Слова жизни могут оживить только того, кто способен жить... – шепотом сообщила женщина.
– Черт! Значит, я смогу убить тебя только один раз?
– Прародительница сказала, что ты не должен меня убить. Что я последняя из рода степняков. Что наш род последний в степи. Что все остальные пришлые. Что, если ты не откажешься идти за валы, она отдаст тебе их всех. Но ты должен оставить здесь наш род.
– Как это трогательно... – поцокал языком ифрит. – Но только ты забыла про один момент. Чтобы повести татар за валы... я должен их уничтожить!!!
Шаманка вздрогнула от громкого крика, пригнулась, сжавшись в комок.
– Ну? – Тирц выдернул из ножен только что наточенный клинок. – Как?
– Ты должен дать клятву, что оставишь наш род в степи, когда уйдешь за валы.
– Понятно, – кивнул ифрит. – Оказывается, я тебе еще и что-то должен. – Он приподнял кончиком ножа ее подбородок. – Надо же! Оказывается, я убью последнюю из рода настоящих степняков.
– Если убьешь, не узнаешь тайну, – торопливо предупредила шаманка.
– Какую?
– Как уничтожить русские валы.
– Ив чем эта тайна?
– Сперва поклянись, что сохранишь наш род.
– Ты играешь с огнем, ведьма.
– Без меня ты не сможешь ничего, – сглотнула шаманка и скосила глаза вниз, пытаясь увидеть стальное лезвие. – Больше никто не умеет ходить к Прародительнице рода, и никто не знает слов жизни.
– Хорошо, я не стану тебя резать. Я стану долго-долго жарить тебя над своим очагом, пока ты не расскажешь все.
– Я знаю только половину тайны. Другую половину хранит род.
– И в чем твоя тайна? – вдавил нож в ее подбородок Тирц, и по шее стекла алая капелька крови.
– В словах жизни.
– А вторая половина?
– Я не знаю... Ее хранит род...
– Черт! – Тирц убрал нож от горла невольницы и спрятал в ножны. Ему пришло в голову, что куда проще дать требуемую шаманкой клятву, нежели вытряхивать из нее и из ногайцев небольшого рода по кусочкам некий неведомый секрет. Тем более, что он даже не знает, о чем спрашивать. И колдунья, видимо, тоже. В конце концов, что изменится от того, что через снесенную колдовской силой Засечную черту хлынет в Россию на сотню нукеров меньше?
Он покосился на невольницу, на застывшую на ее шее капельку крови. Потом запустил руку ей в короткие, только начавшие отрастать волосы, закинул голову вверх и наклонился к горлу. Шаманка вскрикнула, как подстреленный заяц, забилась в его руках – но он всего лишь слизнул кровь и снова отодвинулся.
– Хорошо, я клянусь.
– Скажи, – облегченно перевела дух шаманка, – скажи, что клянешься кровью и жизнью своей мне, последней в роду, что ты не станешь брать с собой в набег представителей моего рода, рода последних рожденных от Камня, Солнца и Кемра.
– Клянусь.
– Нет, ифрит, повтори клятву целиком.
– Хорошо, – кивнул Тирц. – Я клянусь кровью и жизнью своей тебе, последней в роду, что не стану брать с собой в набег представителей вашего рода, рода последних рожденных от Камня, Солнца и Кемра. – Тут мужчина хмыкнул, и покачал головой:
– Вот только как ты возьмешь долг, если я нарушу обещание?
– Не бойся, ифрит, – зловеще кивнула шаманка. – Такие клятвы исполняются сами.
– Ладно, – согласился Тирц. – Пусть исполняется. Теперь выкладывай: как мне разрушить Засечную черту?
– Я знаю только половину тайны, ифрит, – вздохнув, повторила шаманка. – За второй половиной придется ехать в кочевье.
Отказавшись отпускать Менги-нукера без охраны, бей отправил с ним почти всех своих телохранителей. То ли защищая от возможных разбойников, то ли присматривая, чтобы ценный советник не растворился в лежащих от Волги до самого Днестра просторах, покрытых первым, искрящимся под солнцем снежком. Шаманка, в новом ватном халате с бейского плеча и высоких войлочных челках, подшитых кожей, и странный русский, которому Девлет-Гирей подарил вместо прорубленных новый войлочный поддоспешник и венгерскую золоченую кирасу с привешенными на кольцах коваными наплечниками, неслись первыми, и встречные путники, принимая их то ли за очень знатных мурз, то ли за чиновников султана Сулеймана, издалека падали на колени и низко склоняли головы, ожидая, пока отряд промчится мимо.
Путь к родовому кочевью невольницы занял три дня и три ночи, на протяжении которых Тирц, наравне с шаманкой и простыми нукерами спал на мерзлой земле, постелив поверх ковра войлочную подстилку и накрывшись верблюжьим одеялом. Оказалось, что это совсем не холодно – войлок под спиной и одеяло сверху, даже если в паре сантиметров внизу – сплошной лед. Впрочем, возможно, тепло было и потому, что рядом, скрючившись, дыша под одеяло и прикрыв, словно кошка, нос ладошками, посапывала колдунья.
Кочевье обозначилось утром четвертого дня дымками на фоне ясного неба. Отряд повернул прямо на дым и спустя полчаса остановился на взгорке перед широкой долиной – овальной выемкой среди ровной степи, на дне которой блестели льдом два прямоугольника водопоя возле колодцев и вытянулись в два ряда полтора десятка шатров.
– Э – гей! – радостно помахала сородичам шаманка. – Я приехала!
Эффект оказался прямо противоположен ожидаемому: подняв глаза на гостей, татары засуетились, торопливо доделывая свои дела – хватали кожаные ведра с водой, привезенный откуда-то хворост, отпускали или уводили с собой овец. Считанные минуты – и они очень быстро разошлись по своим жилищам, предоставив нукерам великого бея созерцать утоптанную землю посреди кочевья, да двух мужиков, явных невольников, безразлично черпающих воду из-под древнего каменного купола степного колодца.
– Чего это они? – не понял Тирц.
