Они забрались в седла, обогнули кочевье, поднялись на холм и помчались обратно по своим старым следам. Сотни телохранителей пристроились сзади. Что делали Менги-нукер со своей невольницей у одинокого шатра мелкого ногайского рода, добились ли они успеха – их ничуть не касалось.
Шаманка осмелилась задать мучивший ее все время вопрос только вечером, когда они, пусть и одетые, забрались под одно одеяло.
– Когда ты родился, ифрит?
– Понимаешь... – Он протянул руку и погладил совсем еще молодую женщину по щеке. – Понимаешь, я рожду... я родю... В общем, я появлюсь на свет только через четыреста пятьдесят лет. И даже немного позже. Меня еще нет. Я не родился. Я нерожденный. То есть, пока еще не живой. Нежить.
Оттепель наступила спустя две недели после возвращения Тирца и шаманки из ее стойбища. Нукеры по приказу русского согнали невольников в степь за ставку бея, приказав им захватить свои подстилки и подобранные для сна старые ковры. Девлет-Гирею Тирц ничего не говорил – но бей не воспротивился его распоряжениям, а лишь вышел к крайним шатрам посмотреть, что происходит.
Менги-нукер, время от времени тихо переговариваясь со своей шаманкой, выложил из принесенного тряпья очертания большого человека, а потом рабам приказали копать глину и кидать сверху. Поначалу дело шло быстро – но снега насыпалось и растаяло еще мало, а потому земля успела размякнуть только сверху – на глубине ладони глина оказалась уже вязкой и комковатой.
Впрочем, русского это, похоже, только радовало. Он постоянно ходил вокруг, следил, чтобы ленивые пленники не кидали раскисшую размазню, а копали глину из глубины, иногда даже сам хватался за кетмень или лопату – кому из рабов что досталось – и поправлял глиняные развалины, перемешивал, размазывал.
Постепенно поверх тряпья образовался глиняный холм высотой примерно по пояс в форме человеческого тела. Теперь Менги-нукер заставил невольников лазить по нему, всячески слепляя комки в единое целое, либо размазывая верхний слой, делая его гладким и однообразным. Где-то за полдня работа была закончена. Русский, взяв лопату, нарезал на макушке нечто, похожее на прядь волос, потом обозначил глазницы, ковырнул зрачки, втерев в образовавшиеся выемки угли из костра, нашлепал короткий плоский нос, черканул полоску в том месте, где должен быть рот. Потом долго и старательно лепил руки – две ладони с широко растопыренными пальцами. На ноги терпения султанского посланника уже не хватило – и он просто пришлепал их снизу, ровняя поверхность.
Наконец, он удовлетворился работой, отошел к крайнему шатру и уселся на оставленное кем-то седло. Долго смотрел на глиняного человека, потом повернул голову к шаманке, вытащил из ножен висящий на поясе нож и протянул ей клинок рукоятью вперед. Свесил вниз левую руку.
Колдунья поднесла под руку деревянный корец, потом резанула ножом наискось по внутренней стороне предплечья. Менги-нукер поморщился, но ничего не сказал. Кровь поструилась по пальцам, часто-часто закапала в ковшик. Все терпеливо ждали. Русский бледнел, но отдернуть руку не пытался.
Наконец, ковш наполнился почти до краев. Шаманка протянула своему хозяину тряпочку, которую тот сразу прижал к ране, потом пошла к глиняному монстру. Ударом ножа пробила ему в груди широкую, глубокую дыру, поставила корец рядом. Перешла к голове, прорезала глубже щель рта, что-то туда опустила, замазала. Вернулась к груди, вылила всю кровь в приготовленное отверстие, осторожно замазала его сверху.
Все ждали.
Шаманка оглянулась на Менги-нукера. Немного поколебалась.
– Не получится – зарежет ее русский. Сразу и зарежет, – предсказал кто-то из нукеров.
Женщина подошла к голове, присела рядом с тем местом, где должно находиться ухо, прошептала что- то одними губами – и кинулась бежать.
Глаза десятков зрителей невольно проводили ее, и потому упустили момент, когда в глиняной куче произошли изменения. Невидимое глазу, но ощутимое душой превращение. Появилась та неуловимая разница, которая позволяет отличить снятую с овцы шкуру от шкуры живой овцы, клык оскалившегося волка от выпавшего зуба, спину затаившейся куропатки – от мертвого камня.
– Вставай! – приказал Менги-нукер, и голем шевельнулся.
– Ва, Аллах! – Не меньше половины татар и их невольников ринулись врассыпную, прячась под телеги, в шатры, забираясь под настеленные на землю ковры.
Голем качнул головой влево, вправо, подтянул руки и приподнялся на локтях. Потом сел.
– Вставай! – повторил Менги-нукер. Голем оглушительно шлепнул в грязь подтянутыми к себе ногами и – поднялся!
– Ты узнаешь меня?
Голем кивнул головой.
– Ты узнаешь меня? – повторил вопрос русский.
– Отвечай!
– Он не может говорить, – предупредила вернувшаяся шаманка. – У него во рту... – Она осеклась. – Он не может...
Поднявшийся на ноги, голем казался людям едва ли не вдвое больше размером, нежели пока лежал на земле. Ростом не меньше пяти человеческих, саженей пять в плечах, со странным, ничего не выражающим, перекошенным лицом, толстыми руками с несоизмеримо большими ладонями. Запоздало завизжала в ужасе какая-то девица, но крик оборвался почти сразу же, едва начавшись.
– А ну... – Менги-нукер огляделся. – Поймай мне вон ту лошадь!
Голем повернулся на месте и кинулся бежать, каждым своим шагом содрогая землю. Выискивающие на земле еще не сгнившие травины кони, увидев этакого монстра, кинулись вскачь, но глиняный человек прыгнул, схватил указанную кобылу в ладони, поднялся, вернулся к своему создателю и аккуратно положил изломанную тушу перед ним.
– Возьми вот ту телегу, – ткнул пальцем русский, – и перекинь ее через стойбище.
Голем послушно сгреб телегу, откинув спрятавшегося снизу невольника и выронив пару мешков с мукой, швырнул ее вдаль.
– А теперь... – Менги-нукер огляделся, в поисках еще чего-нибудь подходящего для демонстрации силы созданного существа.
Мурзы, начиная с ужасом осознавать нынешнюю силу, а точнее – всесилие русского, моментально припомнили, кто и что успел ляпнуть про него оскорбительного, и пытались теперь спрятаться за спины нукеров.
Девлет-Гирей стоял белый, как шелковая рубаха на его груди. Многие татары и невольники опустились на колени, усердно молясь своим богам.
– Теперь, – русский указал на север, – ступай туда. Когда доберешься до реки, текущей в том направлении, иди вдоль нее. Ты найдешь селение, окруженное земляным валом и частоколом. Уничтожь это селение, разметай его полностью. А женщину с голубыми глазами, прямыми волосами и острым носом поймай и принеси сюда.
Голем, ни взглядом, ни жестом не подтвердив, что он понял приказ, просто сразу пошел в указанном направлении.
– Вот и все, – кивнул бею Менги-нукер. – Нет больше нашей любимой крепостицы. – Он вздохнул. – А в следующем году, дойдя до Тулы, мы создадим трех таких големов. Они разнесут Засечную черту, и мы без труда сможем двигаться дальше. Прямо по теплым и податливым внутренностям России. Посмотрим, как ее при этом скрючит.
Ему никто не ответил. Ногайцы оказались ошарашены зрелищем так, что все еще не могли полностью его осознать. Кто молился, кто тяжело дышал, словно собственноручно поднимал глиняного человека из грязи, кто просто таращился вслед уходящему монстру.
Русский отнял от руки окровавленную тряпочку, посмотрел на рану. Потом прижал порез снова, поднялся с седла и пошел в свой шатер.
Шаманка была уже здесь, в голос рыдая у дальней стенки. Тирц удивленно приподнял брови, подошел к ней и положил здоровую руку на плечо:
– Эй, ведьма. Ты чего?