глазами и цв?тами въ волосахъ. Лучшія казино и лучшія кофейни съ ихъ громадными окнами выходили на эту улицу. Монтенегро устремилъ взглядъ на «Circulo Caballista», н?что врод? дворянскаго клуба. Это былъ центръ, въ которомъ собирались богатые люди и «золотая молодежь». По вечерамъ тутъ шли оживленныя пренія о лошадяхъ, охотничьихъ собакахъ и женщинахъ. Другихъ сюжетовъ разговора зд?сь не существовало. На столахъ лежало очень мало газетъ, а въ самомъ темномъ углу зала стоялъ шкапъ съ книгами въ роскошныхъ переплетахъ, но стеклянныя его двери никогда не открывались.
Въ н?сколькихъ шагахъ отъ этого клуба Монтенегро увид?л? идущую ему навстр?чу женщину, которая быстрой своею походкой, своимъ заносчивымъ и вызывающимъ видомъ и сильнымъ покачиваніемъ бедеръ привлекала на себя общее вниманіе. Мужчины останавливались, чтобы посмотр?ть на нее, и долго сл?дили за ней глазами, женщины же отворачивались отъ нея съ притворнымъ презр?ніемъ и, проходя мимо нея, шептадлись, указывая на нее пальцемъ.
Ферминъ улыбнулся, зам?тивъ любопытство и смятеніе, вызванныя появленіемъ молодой женщины. Изъ-подъ кружевъ над?той ею на голову мантильи выбивались русые волосы, а черные, жгучіе глаза ея смотр?ли вызывающе. См?лость, съ которой она высоко приподымала юбку, т?сно обрисовывающую вс? очертанія ея т?ла и показывала ноги чутъ ли не до кол?нъ, раздражала женщинъ.
— Здравствуйте, прелестная маркезита, — сказалъ Ферминъ, переступивъ ей дорогу.
— He маркиза я, н?тъ, — отв?тила она съ улыбкой. — Теперь я занимаюсь разводомъ свиней.
Они говорили другъ другу «ты», какъ добрые товарищи.
— Какъ ты хорошо выглядишь… Слушай, непрем?нно заходи ко мн?, ты знаешь, что я къ теб? очень расположена, конечно, такъ, по-хорошему, какъ къ брату. А этотъ глупый мужъ мой, который ревновалъ тебя ко мн?!.. Придешь?…
— Подумаю объ этомъ… Я вовсе не желаю впутаться въ непріятности съ торговцемъ свиней.
Молодая женщина разразилась см?хомъ.
— Онъ настоящій рыцарь, Ферминъ, знаешь ли ты это? Въ своемъ горномъ зипун? онъ стоитъ больше, ч?мъ вс? эти сеньоры изъ «Circulo Caballista». Мн? по душ? все народное… по природ? я настоящая гитана…
И слегка и ласково хлопнувъ молодого челов?ка маленькою ручкой, она продолжала путь свой, оборачивадсь н?сколько разъ, чтобы улыбнуться Фермину, который сл?довалъ за ней глазами.
«Б?дняга, — подумалъ онъ про себя. — Несмотря на ея легкомысліе она все же лучшая изъ семьи… Донъ-Пабло такъ тщеславится знатностью происхожденія своей матери».
Монтенегро зашагалъ дальше, провожаемый удивленными взглядами и ехидными улыбками т?хъ, которые слышали его разговоръ съ «Маркезитой».
На площади Нуэва онъ прошелъ мимо обычной въ т?хъ м?стахъ толпы перекупщиковъ вина и скота, продавцевъ зелени и овощей, и рабочихъ и поденщиковъ, ожидаюшихъ зд?сь, со скрещенныси на груди руками, чтобы кто-нибудь нанялъ ихъ.
Изъ толпы отд?лддся челов?къ, позвавшій Монтенегро:
— Донъ-Ферминъ, донъ-Ферминъ…
Это былъ рабочій изъ виноторговли Дюпона.
— Вы знаете, я ушелъ. Мн? отказали сегодня утромъ. Когда я явился на работу, надзиратель сказалъ мн? отъ имени донъ-Пабло, что я не нуженъ. И это посл? четырехъ л?тъ усердной работы и хорошаго поведенія! Справедливо ли это, донъ-Ферминъ?
Такъ какъ Ферминъ спрашивалъ его взглядомъ о причин? отказа ему, рабочій отв?тилъ съ возбужденнымъ видомъ:
— Всему виной проклятое ханжесгво! Знаете ли, въ чемъ состояло мое преступленіе?… Я не отдалъ бумажку, полученную мною въ субботу, при уплат? заработанныхъ денегъ.
И какъ будто Монтенегро не зналъ обычаевъ, бывшихъ въ ходу въ торговой фирм? Дюпона, добрый челов?къ подробно изложилъ Фермину все случившееся съ нимъ. Въ субботу, когда имъ выдавали заработанныя деньги, надзиратель раздавалъ вс?мъ по бумаженк?: это было приглашеніе явиться на сл?дующій день, въ воскресенье, къ об?дн?, на которой присутствовалъ Дюпонъ со всей своей семьей. При вход? въ церковь у каждаго рабочаго отбиралась его бумаженка, — а она была именной. Такимъ образомъ узнавали, кто изъ нихъ былъ и кто не былъ у об?дни.
— А
Къ тому же онъ воленъ располагать воскресеньемъ по своему усмотр?нію. Хозяинъ платитъ ему за его работу, онъ работаетъ на него, но никто не им?етъ права посягать на принадлежащій ему день отдыха.
— Справедливо ли это, донъ-Ферминъ? Оттого что я не разыгрываю комедій, какъ вс? эти… доносчики и ябедники, которые б?гуть къ об?дн?, заказанной дономъ-Пабло и его семьей, меня вышвыривають на улицу… Признайтесь откровенно и по правд?: работаешь какъ волъ, а на тебя плюють, не такъ ли, кабальеросы?
И онъ обратился съ этимъ вопросомъ въ толп? «своихъ друзей», рабочихъ, слушавшихъ его на н?которомъ разстояніи и осыпавшихъ проклятіями Дюпона.
Ферминъ зашагалъ съ н?которою посп?шностью. Инстинктъ самооохраненія подсказывалъ ему, что для него опасно оставатъся дольше среди людей, ненавид?вшихъ еро принципала.
И пока онъ направлялся въ контору, гд? его ждали съ отчетомъ, онъ думалъ о вспыльчивомъ характер? Дюпона и о ханжеств?, ожесточавшемъ ему сердце.
«А въ сущности в?дь онъ не дурной челов?къ», сказалъ онъ про себя.
Да, не дурной… Ферминъ вспомнилъ капризную и порывистую щедрость, съ которою онъ по временамъ помогалъ людямъ, впавшимъ въ нужду. Но взам?нъ денегъ онъ требовалъ полнаго подчиненія своей вол? и своимъ желаніямъ, а его религіозность или, в?рн?е, ханжество его коренилось въ безконечной благодарности, которую онъ чувствовалъ къ Провид?нію за то, что оно посылало усп?хъ д?ламъ торговой фирмы и служило опорой общественнаго строя.
II
Когда донъ-Пабло Дюпонъ со своимъ семействомъ ?здилъ на денекъ въ знаменитый свой виноградникъ въ Марчамал?, одно изъ развлеченій его въ деревн? состояло въ томъ, что онъ заставлялъ сеньора Фермина, стараго приказчика, появлятъся передъ монахами іезуитскаго или доминиканскаго ордена, безъ присутствія крторыхъ не обходилась ни одна изъ его по?здокъ.
— Слушайте, сеньоръ Ферминъ, — говорилъ онъ, призвавъ старика на большую площадь передъ домами Марчамалы, составлявшими чутъ ли не ц?лый городокъ, — крикните что-нибудъ рабочимъ, но повелительнымъ тономъ, какъ въ то время, когда вы были въ числ? «красныхъ» и участвовали въ партизанской войн? въ горахъ.
Приказчикъ улыбался, видя, что его хозяину и его друзьямъ въ рясахъ и капюпгонахъ доставляло удовольствіе слушатъ его, но въ этой улыбк? крестьянина себ? на ум? нельзя было разобратъся, кроется ли въ ней насм?шка или какое-либо другое чувство? Довольный т?мъ, что онъ можетъ доставить н?сколько минутъ отдыха рабочимъ, которые, нагибая спину посреди виноградныхъ лозъ, поднимали и опускали свои тяжелыя мотыки, старикъ съ комичной суровостью подходилъ къ краю площади, и разражался продолжительнымъ и оглушительнымъ возгласомъ:
— За-а-а-курива-а-ай!
Блестящія мотыки переставали сверкать среди виноградныхъ лозъ, и длинный рядъ виноградарей съ обнаженной грудью принимались тереть себ? руки, он?м?вшія отъ рукояти мотыки, и зат?мъ медленно вытаскивали изъ кисетовъ вс? приспособленія для куренія.
Старикъ д?лалъ то же, что и они, и съ загадочной улыбкюй принималъ похвалы сеньоровъ громовому его голосу и интонаціи полководца, съ которой онъ отдавалъ приказанія своимъ людямъ. Онъ свертывалъ
