мире‚ Толя Кошелкин виноват во всем. И если бы он родился раньше‚ было бы плохо нашим предкам‚ а если бы он родился позже‚ стало бы нехорошо нашим потомкам. На наше горе‚ он родился в наше время. Толя Кошелкин – наш современник. Ему‚ неудачнику‚ должно быть плохо – такая уж у него планида‚ – но мы-то за что страдаем?
Нехотя садятся в машину‚ едут обратно‚ вылезают у проходной. Туда и обратно сгоняли в момент. А что толку?.. Берут в ларьке по кружке пива‚ выпивают без удовольствия‚ плетутся в скверик досиживать перерыв. Сидят на скамейке‚ привалившись друг к другу‚ несчастные инженеры‚ дипломированные специалисты. Многое после института позабывшие‚ мало получившие взамен‚ а главное‚ так и не выявившие: что могут‚ что под силу‚ какие из них инженеры?
Двадцать шесть лет каждому. Двадцать шесть лет. Господи‚ как поздно мы состоимся! И состоимся ли мы так поздно‚ Господи?
9
'Подумать только‚ – часто повторяет Вера Гавриловна. – Костик – уже инженер...'Работает Вера Гавриловна на прежней секретарской должности. Телефоны звонят непрерывно‚ по три трубки на столе лежат‚ да вызовы в кабинет‚ да народ толпой‚ да всем некогда‚ да письма входящие и исходящие‚ да приказы‚ да что-нибудь отпечатать... Постарела Вера Гавриловна заметно‚ ссохлась‚ уменьшилась в размерах‚ сдали нервы от постоянных волнений за мужа‚ за младшего сына. Сколько уж лет без войны вокруг войны ходим – то ближе‚ то дальше‚ уже и привыкли‚ живем‚ будто так и положено жить‚ будто другой жизни не бывает‚ а Вера Гавриловна не привыкла и не привыкнет никогда. Кто-то должен на белом свете беспокоиться за всех? Вот она и беспокоится: одного сына отдала‚ теперь к другому подбираются. И не защитишь‚ не спрячешь‚ не отгородишься дверью от страшного мира. Приезжала делегация из дружественной Германии‚ послали Веру Гавриловну стенографировать вечер встречи‚ а она отказалась. Тихая‚ нежная‚ деликатная – наотрез. 'Не пойду! Хоть увольняйте'. – 'Вера Гавриловна‚ мы понимаем ваши чувства. Но это уже другие немцы'. – 'Для вас другие‚ для меня – те же'. – 'Вера Гавриловна‚ сколько времени прошло‚ пора бы и позабыть'. – 'Вы добрые – вы и забывайте. Я злая – я не забуду'. Вера Гавриловна не забудет. Вера Гавриловна всё помнит. У Веры Гавриловны пометка сделана‚ узелок завязан на проклятой Германии: братская могила‚ а в могиле сын Лёка‚ девятнадцати лет‚ которому бы жить да жить‚ да растить детей‚ да радовать стариков-родителей. Не просите Веру Гавриловну. Она не забудет!
'Что ты беспокоишься? – улыбается Сергей Сергеевич. – Молодым я уже не умру'. После огромного перерыва стали строить дома‚ работы прибавилось‚ опытных специалистов рвут на части. Сергей Сергеевич командует большим отделом‚ разрывается на тысячи дел‚ живет в свое удовольствие. Быстрый‚ решительный. Даже в буфете. Берет стакан чая‚ коржик‚ два яблока. Режет яблоки на куски‚ бросает в чай. Не успевает кусок очутиться в стакане‚ как он подхватывает его ложкой‚ сует в рот. Делает это быстро‚ судорожно‚ глотает‚ не жуя. Думает о делах‚ глаза беспокойно бегают по залу‚ никого не замечают. Вся затея с яблоками бессмысленна. Яблоки не успевают намокнуть‚ не становятся мягче. С таким же успехом можно сначала съесть яблоки‚ а потом выпить чай. Но он всегда режет и всегда бросает в стакан. Потом выскакивает из буфета‚ бежит в отдел‚ на ходу включается в работу.
Если он говорит 'надо'‚ все без звука остаются по вечерам. Зато в другой раз‚ когда сверху торопят‚ требуют внеурочной работы‚ он обходит своих‚ потихоньку шепчет: 'Бегите домой. Завтра доделаем'. И впереди всех шагает к трамваю. Он всегда шагает к трамваю впереди всех‚ и знающие люди спорят с новичками на пиво‚ что его никто не обгонит на пути к трамвайной остановке. Был у Сергея Сергеевича сердечный приступ‚ приезжала неотложка‚ скрутило – думали не выкарабкается. 'Всё равно не умру‚ – просипел сведенными от боли губами. – Сдохну‚ а не умру'. Даже врачиха засмеялась. Выкарабкался Сергей Сергеевич‚ и опять бегает‚ и внешне не меняется совсем‚ будто его засушили‚ дни своего рождения праздновать не дает и повторяет‚ как заклинание: 'Мне двадцать шесть лет. Мне всё еще двадцать шесть'.
А няня Кости уже не бегает по коридору, из комнаты в кухню‚ уехала няня к дочке‚ в Челябинск. Тосковала по Москве‚ по бульвару‚ каждый год приезжала‚ жаловалась‚ что всё ей там чужое‚ поговорить не с кем‚ и церкви поблизости нету. Во всякий свой приезд ходила няня к племяннице‚ носила мальчику подарки. А мальчик уже женился‚ у мальчика уже свой мальчик‚ и обе женщины‚ как две бабушки‚ преданно за ним ухаживают. Вернулся из заключения полотер, отсидел срок‚ мордовали его всласть‚ кому не лень. Выходил перед строем надзиратель – сытая рожа‚ пыхтел‚ куражился‚ дергал из носа волосы: 'Не желали два раза в году кричать 'Ура!'‚ будете каждый день кричать 'Караул!'…' Валили лес‚ грузили бревна на платформу‚ откатывали на свободное место‚ навечно складывали в штабеля. К концу срока до самой Ангары дошли. Бессмысленная затея. Каторжный труд. Так и стоят штабеля с двух сторон от колеи‚ протянулись на километры: ближе к лагерю дерево темное‚ старое‚ неизвестно кем еще положенное‚ в какие года‚ а дальше к реке – дерево светлее‚ моложе. Не простые дрова – памятник загубленным жизням. Воротился полотер из лагеря‚ худобы и прозрачности блокадной‚ отыскал нянину племянницу‚ поглядел‚ как они дружно живут‚ тоже в колхоз попросился: сплотились чужие люди для защиты от внешних бед и напастей. Они няню всем колхозом и на вокзале встречали‚ и списки ей составляли: 'во здравие' и 'за упокой'. Сына Николку писала няня в оба списка‚ всё надеялась‚ что объявится‚ до самой смерти надеялась. Она умерла‚ и он вместе с ней умер. Дочка Лена переехала из Челябинска неизвестно куда‚ никто теперь на могилу к няне не придет, никто не проведает‚ никто не поплачет. Сорим могилами‚ граждане! Сорим родными могилами.
У циркового артиста Пети Лапушкина родился сын. Родила ему жена Тося Сережку Лапушкина и растолстела. Была человек-каучук‚ человек-змея‚ а стала домашняя работница‚ без специальности. Висел Петя Лапушкин под потолком‚ ухватившись зубами за крюк‚ тренировался‚ искоса поглядывал вниз‚ а по полу ползал упитанный Сережка‚ весь в ямочках‚ ручки-ножки в перевязочках – укусить хочется‚ и ходила‚ переваливаясь утицей‚ толстая жена Тося‚ поглядывала на мужа снизу вверх влюбленными глазками- вишенками. Когда Петя Лапушкин выступал в Москве‚ каждый вечер опрометью бежала смотреть‚ как появлялся он на манеже в блестках-перламутре‚ делал под грохот барабана коронный свой номер. Подобрал Петя Лапушкин молодых акробатов‚ подучил‚ натренировал – мирового класса номер. В пятьдесят четвертом году первый раз выехал за границу. Перед поездкой всю группу сводили в закрытый распределитель‚ приодели одинаково‚ научили как за столом есть‚ что пить‚ с кем разговаривать‚ чтобы не уронили чести советского артиста. Приводили пример: ездил ученый в Рим‚ на симпозиум‚ между заседаниями появился на пляже в синих мятых трусах до колен‚ – хохот стоял среди купающихся‚ весь пляж сбежался‚ думали‚ что снимают кинокомедию скрытой камерой. Напуганные примерами‚ собрались отъезжающие еще раз‚ перед полетом‚ обсуждали возможные варианты‚ ждали провокаций. 'Товарищи! – предложил руководитель группы. – Давайте прорепетируем выход из самолета'.
Вернулся Петя домой – вся квартира собралась поглазеть на диковинные вещи. На их памяти никто за границу не ездил‚ и было много вопросов насчет того‚ как живут‚ что едят‚ много ли безработных‚ сильно ли загнивают и сколько они там еще продержатся. Петя привез кучу вещей‚ одевался‚ как Бог‚ – прохожие оглядывались‚ – и жена его Тося совсем потеряла голову от любви к мужу. И тогда он ушел из дома. 'Не могу больше. Куда ни повернешься‚ всё на тебя преданные глаза смотрят'. Им бы иметь две комнаты‚ чтобы уединиться‚ закрыть за собой дверь‚ побыть одному‚ соскучиться‚ – он бы‚ может‚ и не ушел. Уехал из квартиры‚ живет у приятеля‚ приходит к бывшей жене в гости‚ ужинает‚ остается на ночь. Живут дружно‚ не ругаются: всё стало проще‚ не так обязательно.
Лопатин Николай Васильевич ушел на пенсию ровно в шестьдесят. Дня не пересидел: сегодня стукнуло‚ завтра ушел. Тогда приняли закон о пенсиях‚ и в газетах много писали о достойных проводах. Человек всю жизнь проработал в банке‚ считал деньги. Сколько их через его руки прошло – не перечесть. И без единой ошибки. Кого уж достойно провожать‚ как не его? Подарили телевизор. Сиди дома‚ смотри передачи‚ жди почтальона с деньгами. Лопатин Николай Васильевич расчувствовался‚ позвал сотрудников в ресторан. Все выпили‚ и он выпил‚ а так как в пьяном виде всегда говорил правду в глаза‚ то и тут высказал всё‚ что он о них думает. Кто подхалим‚ кто бездарь‚ кто выскочка‚ а кто не на своем месте. Скандал был грандиозный‚ из ресторана выскакивали‚ будто оплеванные. 'Погодите‚ – пообещал некий бухгалтер. – Я тоже позову. Я тоже выскажу. Мне даже напиваться не надо'. Лопатин Николай Васильевич извиняться не пошел – было стыдно‚ а телевизор перетащил к дочке Ляле: там внучка растет‚ для нее детские передачи
