Ольга Артамонова
ЛОХМАТЫЙ И ДУРАЧОК
Ему давно пора было уже выйти во двор и положить пакет на условленное место! У меня отмерзли лапы, шерсть прибило инеем, еще немного, и я совсем околею! Так мне и надо, знал же, что так рано или поздно обернется! Он, конечно, уже и думать обо мне забыл, а я, вместо туго чтобы греться в подземном переходе, стою здесь за углом девятиэтажки, как последний дурак, и жду. «Никому не доверять, никого не жалеть, рассчитывать только на себя» — вот три основных закона дворовой жизни! И все три я нарушил! И все из-за него и его детеныша...
Я почуял их издали, детеныш стоял посреди двора и размахивал красной лопаткой, его папаша неподалеку что-то бубнил в мобилу, а к ним, вздыбив шерсть и оскалив желтые клыки, несся Бешеная Крыса. Люди, конечно, абсолютно лишены чутья (это ясно даже безмозглому щену), но и с реакциями у них, оказывается, тоже ни к черту! Когда детеныш испуганно заверещал, папаша, вместо того чтобы тут же прыгнуть наперерез Крысе, вдруг вытаращил глаза, побелел и замер, словно голубь обмороженный, а его мобила в снег упала и хрипит там в сугробе! Помереть со смеху можно! Потом папаша отмер и побежал, наконец, но только так, как мы, собаки, во сне бегаем: сучишь, сучишь ногами, а все без толку. Так и он побежал на одном месте, ноги на льду подворачиваются — смотреть противно! А он еще при этом: «Фу! — кричит, — фу!» Вот дурачок! Да разве Бешеную Крысу этим остановишь! Он же сейчас не соображает ничего, в припадке он! Вообще-то, Крыса не всегда таким чокнутым был, да только прошлой зимой его здорово шарахнули камнем по башке, с тех пор у него и переклинило что-то! То, вроде, ничего, жратву, как все, у киосков клянчит, помойки роет, ночью в подземке все рядком лежим (характер, правда, у него поганый, так у нас у всех характер — мало не покажется, на то мы и дворняги), а то вдруг заедет у него там что-то, и тогда он такие штуки выделывает, что только держись! Вот и сейчас ему, видно, вступило: глаза мутные, слюна из пасти пузырится, задерет детеныша, как пить дать задерет! Ну, в общем, пришлось мне прыгнуть! Недаром говорят, что у меня палаша кавказцем был, а мужики, что в киоски рядом с метро ящики привозят, Волкодавом в шутку прозвали! Здоровый я больно, хоть и не волкодав, конечно, но задавить могу конкретно, без дураков. Только сейчас мне туго пришлось, ведь Крыса, когда в припадке, боли почти не чувствует, в такой раж вошел, полосует меня почем зря, ну я его, само собой, тоже рву как могу, только похоже, не справиться мне, уж больно он не в себе, урод бешеный! Ну, думаю, все, «полный абзац» мне наступил (это мужики у киосков так говорят, мне нравится), сделает меня сейчас Крыса по полной программе! Только вдруг, чувствую, обмяк он вроде... а потом как завизжит, словно его кипятком ошпарили — это, оказывается, его Дурачок-папаша прутом железным приложил! Л потом еще, и еще, и еще... тоже, видать, в раж вошел! А потом, когда уже Крыса драпал во всю прыть, он гнался за ним до самого школьного двора, но с детенышем на руках далеко не убежишь! Дальше я не очень помню, порвал меня этот гад изрядно, но только, когда очухался я, вижу, Дурачок-папаша ко мне наклонился, а в руках у него сверток, а оттуда дух такой, что желудок враз свело. Пахнет колбасой «одесской», окороком свиным, а еще сосисками «клинскими» за 165 руб. 90 коп. (мы каждый день у этого колбасного киоска по очереди дежурим). Вывалил он все это на газетку, прямо перед моей мордой.
— Ешь, — говорит, — ешь, Лохматый! Я тебе теперь до конца жизни обязан! Должник теперь я твой!
И голос у него такой... не знаю, как назвать... каким обычно люди со своими детенышами разговаривают! Ну, а я так в себя никак не приду от изумления! Это он, выходит, подумал, что я для него старался! Дурачок, он дурачок и есть! Да, плевать мне на него и его щенка! Чего мне с них, ни тепло, ни холодно! Да только, если бы вдруг задрал Крыса детеныша, это сколько же крику тогда было бы! Оглохли бы все! А потом приехали бы здоровые мужики с сетками на палках и всех бы нас вырубили! Они бы не стали разбираться, кто тут Крыса, а кто нет, всех скопом на живодерню! Так что себя я спасал, себя! Шкуру свою драную и все остальное! Но виду я, конечно, не подал, сожрал все подчистую, даже газетку было вылизывать принялся, и тут Дурачок руку к башке моей протянул... Не надо было этого делать! Мне ведь, когда я еще маленький был, мне тогда по башке палкой дали, три дня в лежку лежал, еле выжил. С тех пор никто не смеет мою башку трогать! Это все в округе знают! В общем, пропорол я ему руку в момент, даже сам испугался, ну, думаю, пора ноги делать, сейчас драться начнет, как с Крысой! Да и кто бы не начал? А он как-то совсем странно себя повел.
— Ничего, ничего, — говорит, — это я виноват!
А сам руку прокушенную носовым платком заматывает.
— Ты не сердись на меня, Дружок! Я не хотел тебя испугать!
Испугать?! Во дает! Воронам на смех! Видно, от боли ничего не соображает, вон весь платок в кровяных пятнах, а потом, какой я ему, в собачью задницу, Дружок, еще бы Бобиком назвал! Не стал я слушать этот бред дальше, ушел в подземный переход отлеживаться, все равно у него пожрать больше ничего не было.
На другой день я уж и думать о нем забыл, уж больно денек славный выдался! Хозяйского пса травили, гуртом! Весело было! У-у-у! Идет себе на поводке рядом с Очкариком (хозяин его плюгавый), весь в белых завитушках, шампунем воняет, пор-р-р-одистый! Загр-р-р-ызу! Загр-р-р-ызу! Как эта порода называется? Забыл! Как-то по-иностранному... А еще на него комбинезон (тряпка трескучая с ватой) натянули, чтобы завитушки не запачкать! Позор-р р-роду собачьему! Первым не выдержал Драное Ухо, у него нервы слабые на всю эту шушеру, а за ним Мушка брюхатая припустила, за ними Хорек, потом Подлиза, Лишай, Дусик-Летяга, Обжора, Князь, Комар, Пройдоха — все наши подтянулись! Даже Бешеная Крыса вылез откуда-то, очухался, видать, уже. Взяли мы этого в завитушках и его Очкарика в кольцо — тут самая потеха началась! Лаем так, что у самих уши закладывает, морды ощерили, одни клыки желтые торчат! Р-р-р-ычим! Красо-о-та! Блондинчик хвост под брюхо поджал, трясется весь, и все под ноги к Очкарику жмется, а тот и того веселее:
— На помощь! — кричит. — Помогите кто-нибудь!
А голосочек тоненький такой, с проскуливанием. А уж когда Бешеная Крыса хватанул его за ногу (все-таки Крыса ненормальный!), так он от страху штаны намочил! У-у-ух! Здорово! Здорово повеселились! Ну, а потом Дворник-таджик с метлой прибежал, и пришлось нам сворачивать лавочку. Таджик — это у него порода такая, а Дворник — имя, ну навроде собачьего: Шарик, Тузик или Бобик там. Он вообще-то не плохой Дворник-таджик, зря не обижает, погреться иногда пускает в будку свою. А как-то раз он нам с Рваным Ухом о теплых краях рассказывал, где его порода живет, что там все время тепло, цветы чудные цветут и воздух пахнет спелой дыней и теплым виноградом. Ну, виноград с дыней нам как-то ни к чему, а то, что там тепло, это хорошо. С этим Дворником-таджиком тоже однажды смешной случай произошел. Бреду я себе как-то раз по двору, по делам моим собачьим, следы нюхаю, не забрался ли кто чужой, не потекла ли сучка какая, вижу, Дворник-таджик метлой, как обычно, улицу подметает, а рядом с ним бабка старая из четвертого подъезда костылем размахивает.
— Ты, — говорит, — здесь никто! И будешь все делать, как я скажу, вонючка черная!
Странно мне все это слышать, потому что Дворник-таджик всегда хорошо пахнет, ни перегаром от него никогда не несет, ни табаком, не то что она, вот воняет, так воняет! Ну, я привык, что люди в основном всякую чушь несут, я не вмешиваюсь. А старуха все не унимается.
— Понаехали тут, черножопые! — кричит. — Убивать вас всех надо!
И палкой своей все трясет, а он ей:
— Бабушка! Чего вам надо, бабушка! Вы идите себе, бабушка!
Вот потеха! Ведь у таджиков, что в теплых краях живут, нельзя старых плохо называть, это он нам с Рваным Ухом сам рассказывал. Ну, а старуха эта совсем видать с ума сошла.
— Ах ты, чурка нерусский! — кричит. — Ты мне еще указывать, что делать, будешь, я тебе сейчас покажу «идите»!
И треснула-таки его костылем. Ну, тут уж я не выдержал, пуганул старуху. Ох, и крику было! Полдвора сбежалось (я из-за угла наблюдал), то «скорую помощь» вызывать хотели, то милицию! Еле угомонились! А всего-то тяпнул ее за икру легонько так, только чтобы знала! Не люблю я, когда палкой бьют (своей спи ной ученый)! А потом, Дворник-таджик — он ведь больше наш, дворовый, неблагородная у него порода
