Горохов провел пальцами по контуру двери. После неудавшегося переворота и бесславного изгнания Бородача из Кремля, эта дверь была открыта, и лейтенант даже не задумывался, есть ли у нее замок. Теперь же искать замок было поздно, а раздумывать бесполезно. Всё равно силой мысли эту дверь не открыть. А было бы здорово. Горох усмехнулся. «Сим-сим, откройся!» — и все дела. Он постучал по гладкой двери костяшками пальцев, а затем звучно шлепнул ладонью.
— А ну, открывайся, зараза!
— Голосовая идентификация положительная, — вдруг проскрипел прямо с потолка, синтезированный голос, — дактилоскопический рисунок и результаты теста кожных выделений соответствуют записям в базе данных. Добро пожаловать, лейтенант Горохов.
Дверь втянулась внутрь стены до глубины примерно полуметра, а затем отъехала вправо. Изумленный лейтенант вытер о штаны «кожные выделения» вспотевших ладоней и опасливо заглянул в темноту открывшегося коридора.
— Эй…
Звук укатился вдаль. Возвращаться гулким эхом он не спешил. Значит, коридор был длинным и узким. «И уж точно не тупиковый! — подбодрил себя Горохов. — Василий же из него выбрался. Значит, и я не заплутаю».
Он осторожно шагнул за порог.
— Руки вверх, — бесстрастно пробасил кто-то над ухом.
Горохов втянул голову в плечи и поднял руки примерно на тот же уровень. Со стороны его поза должна была выглядеть достаточно смешной, как пародия на стойку тайского боксера. Лейтенант осторожно покосился туда, откуда прозвучал бас. Темнота и что-то поблескивает.
— Я лейтенант Горохов…
— Руки вниз. Лейтенант Горохов. Адъютант Великого Инженера Преображенского. Вы подлежите защите. Следуйте за мной.
Обладатель баса развернулся, и Горохов наконец-то его рассмотрел. Конечно же, это робот технократов. Можно было догадаться по монотонной речевке. Горохов вздохнул с облегчением. Следовать за танком — всегда пожалуйста.
Путь оказался неблизким, да еще и трудным. Дважды пришлось спрыгивать с довольно высоких бортиков или ступеней — в темноте не разберешь. Как удалось не сломать ноги — загадка. Трижды пришлось в темпе ошпаренной собаки и без остановок подниматься по бесконечным винтовым лестницам. Сердце чуть не выпрыгнуло за пазуху, а легкие дышали так, словно от них остались только верхушки — часто и коротко. И что хуже всего, как только удавалось отдышаться и успокоить «пламенный мотор», робот затевал новое восхождение. Но это еще что! Четырежды на пути возникали какие-то черные провалы, шириной от двух до пяти метров. Переходить через них по перекинутым рельсам, а то и вовсе по скрипящей и стонущей от старости доске было страшно до дрожи в коленях. Перебираясь через ямы, Горохов чувствовал себя цирковым канатоходцем. Робот в этих случаях останавливался, включал прожектор, и световое пятно аккуратно, сопровождало лейтенанта весь опасный отрезок пути. Не хватало барабанной дроби, аплодисментов и внезапного яркого света всех прожекторов по завершении трюка. Вместо этого робот и вовсе вырубал свой фонарик, и подземелье снова погружалось в полную темноту. Ему-то было хорошо и так. Он ориентировался по локатору. И преодолевать преграды роботу было проще: он перепрыгивал расщелины с грацией арбалетного болта: бум — распрямилась пружина — бам — приземлился ходячий сейф на другом берегу. И никакого сочувствия к подлежащему защите субъекту. На четвертый раз Горохов, правда, попытался ухватиться за его оружейную подвеску, но робот, почувствовав перегруз, просто не прыгнул. Он терпеливо дождался, когда Горохов ослабит хватку, затем спрятал оружие под бронепластины корпуса, и когда пассажиру стало не за что ухватиться, спокойно прыгнул. Лейтенант только и успел, что возмущенно вякнуть и царапнуть ногтями по обтекаемому боку защитничка. Горохов, конечно, высказал всё, что думает о роботе и его создателях, после того, как по шаткому мостику из каких- то металлоконструкций перебрался через провал, но защитника речь не взволновала. Он развернулся и пошагал дальше.
Что оставалось Горохову? Только плестись следом. Спотыкаясь в темноте обо всё, что только попадалось, задыхаясь от немыслимой канализационно-мазутной вони и поскальзываясь в лужах каких-то нефтепродуктов, а быть может, дерьма, или их смеси. Роботу и тут повезло гораздо больше. Он, понятное дело, не задыхался, но главное — не скользил. Каждый его шаг был уверенным и четким, почти строевым. В результате очень скоро брызги из-под его могучих ступней окропили Горохова с ног до головы. Но лейтенант уже не матерился, даже про себя. Из двух зол выбирают меньшее. Терпеть и держаться на расстоянии вытянутой руки от надежного проводника или брести в полной темноте, полагаясь на авось. Выбор небогат. Второй путь вел до ближайшего черного провала. А вот первый…
Впереди забрезжил свет. Лейтенант утер рукавом лицо и часто заморгал. Нет, не почудилось. Свет! В потолке зияла круглая, примерно полутораметровая дыра, из которой торчали две ржавых штанги с тремя нижними ступенями простейшей лестницы. Больше всего это походило на примитивный канализационный колодец. Выход! «Робогард» привел к выходу! Ура!
Горохов попытался обогнать железного охранника, но тот не позволил:
— Запрещено программой. Опасная зона. Ждать подтверждения запроса.
— Смерти моей хочешь?! — возмутился Горохов. — Я скоро задохнусь тут от вони!
— Запрос подтвержден. Смерть от вони отменяется. Можете подняться на поверхность.
— Не будь ты роботом, я бы подумал, что ты юморист, — Горохов бросился к металлической лесенке и проворно полез наверх, навстречу дневному свету и потокам горячего чистого воздуха.
Дневной свет заставил лейтенанта на время зажмуриться. Когда же он открыл глаза и сумел хоть что- то. рассмотреть, выяснилось, что и это место ему знакомо. Колодец вывел Горохова под купол одной из новостроек. Того самого «небоскреба наоборот», который строила венерианская компания. Не так давно адъютант побывал на этом объекте, сопровождая Преображенского. Еще прораб тут был, старый такой… Лесков, кажется. Горохов выбрался из колодца и попытался отряхнуть одежду. Капли «дерьмового мазута» намертво въелись в униформу. Можно пробоваться на роль черта. Без грима и облачения в сценический костюм.
— Городской камуфляж? — хохотнул кто-то за спиной.
— Чего? — Горохов обернулся.
