— В том, что оно начнется, лично я не сомневаюсь, — отрезал Трошкин. — Могу забиться.
— Пас.
— Ну и отлично. А тебе, как космолетчику по основной специальности, пожалуй, придется вспомнить молодость. — Он наклонился и понизил голос. — У меня тут живого балласта — во! — Майор провел ладонью по шее. — И весь из «жемчужин» да «брильянтов» придворных. Только тебе и могу их доверить. А иначе не война, а ясли получатся.
— Да понимаю я, — Горохов вздохнул и потер щеку. — Честно говоря, я думал, ты что-нибудь героическое предложишь. Ну там штаб марсианский разбомбить…
— Ты княжну Оксану на Каллисто вывези — подвиг будет, ни с каким штабом не сравнить. А если всех остальных прихватишь, я тебе до пенсии первым буду честь отдавать.
— Ты сам предложил, потом, чур, не отпираться, — Горохов ухмыльнулся. — Оксану… это да… ее давно пора с Иваном Сергеичем познакоцить. И с подданными.
— Что, у них с его светлостью… серьезно?
— Вроде бы — да. Пока это, конечно, не афишируется, но…
— А сам-то князь где сейчас? — спохватился Трошкин. — На Каллисто?
— Нет, с чего ты решил? А вообще-то не знаю. Нас по одному выпускали.
— Откуда? Что ты все темнишь?!
— Слушай, Трошкин, не доставай, а? Если я тебе сейчас начну всё подробно объяснять, мы до утра не управимся. В двух словах этого не опишешь.
— Скажи хотя бы, князь жив?
— Наверняка.
— И то хорошо, — майор перекрестился. — Храни его Господь… Ну, ты решил?
— Решил. Ладно, отвезу. Много «балласта»?
— Триста душ.
— И на трех десантных рейдерах не поднять… хотя, если постараться…
— Постарайся, лейтенант, — Трошкин похлопал его по плечу и, невнятно матюгнувшись, вытер ладонь какой-то листовкой. — Тебе еще двух пилотов найти? Я найду! Ради такого дела вмиг организую. Ведь ты пойми, без обозов у меня руки развяжутся! Я тут такую кашу заварю, в диверсионном смысле, что марсиане лет сорок от слова «Кремль» в обморок будут падать. Я тебе обещаю.
— Вывезу, — Горохов кивнул. — И Оксану, и остальных. Помоюсь только… Что за рок меня преследует?! То на помойке в засаде валяюсь, то по канализации гуляю…
Он вышел из кабинета и поплелся в душ.
— …Даже в черт знает каком пространстве и то слизью умудрился покрыться, хорошо хоть временно. Не жизнь, а дерьмо сплошное… Эй, кто тут дневальный?! Мыло, полотенце и комплект офицерской униформы мне! Быстро!
— Несу, Саша, — проворковал знакомый голос. — Где положить?
В душ заглянула радостная и вся такая округло-плавная Катерина. Горохов скис.
— В крайнюю кабинку положи… Катя.
— Ты не рад меня видеть? — Катя положила вещи и нервно смяла край полотенца.
— Ну что ты, в самом деле? Рад, конечно… Обнять только не могу, видишь, какой грязный. Я пока моюсь, ты женщинам и мужчинам гражданским сообщи, чтобы вещички собрали.
— Всем сообщить?
— Ну да. Всем.
— А если некоторые остаться захотят?
— Кто? Ты, что ли?
— Нет, но… некоторые девчонки в армию записаться хотят. Комендант вроде бы им разрешил. Он передумал?
— Вот уж не знаю. Пусть они у майора и спрашивают, — Горохов включил душ, встал под щекочущие струйки и принялся намыливать голову. — А кто это такой смелый?
— Шура, например, — осторожно сказала Катя.
Горохов на миг замер, а затем принялся яростно растирать себя намыленной мочалкой. Вот, значит, кто Шурочкин новый кавалер. Майор Трошкин! Ну да, он мужчина хоть куда. Это, конечно, не повод, чтобы идти за ним в огонь и в воду. В смысле, не для придворной девицы такой расклад. Но и Шура не кисейная барышня. Она на Грации росла, и папа у нее военный… бывший. Воспитание боевое. Так что ничего удивительного. Обидно только… А ведь по возвращении с Грации она от майора, будто от чумного, две недели шарахалась. Очень уж сильно бой с европейскими десантниками ее впечатлил. Но, гляди ж ты, отошла и даже какие-то «искры» между ними высеклись. От любви до ненависти, говорят, один шаг. Получается, и обратно путь недлинный?
«Да-а… на этом направлении дальнейшее наступление бессмысленно, лейтенант Горохов. Ввиду полного и окончательного разгрома ваших войск…»
Некоторое время Горохов пыхтел и фыркал от попадавшей в нос воды, а затем не выдержал и проронил:
