- В 'Реллис'.
Ему не хотелось показываться в 'Атлантике', где он мог повстречать Рене. Никогда еще мир не казался ему таким нереальным, как этой ночью. Он ездил по ночным кабакам, по пивным, заказывал вино, к которому не притрагивался. Видел вблизи и издалека чужие лица. Люди смеялись. Мужчины приставали к девушкам, которые лениво отталкивали их. Ему казалось, что в этом мире он больше не сможет прожить ни минуты.
В баре, открытом всю ночь из-за прихода 'Висконсина', он увидел парня в фуражке южноамериканской авиакомпании.
- Поди-ка сюда, малыш.
- Что угодно? - Ты не знаешь, есть ли места на утренний рейс?
- Какой? - Бангкок - Лима - Вальпараисо.
- Кажется, остались. Позвонить?
Ему показалось, что эта ночь напоминает ему ту, далекую, в Брюсселе, с 'Мэрри Грилль' и 'Паласом', со шлюхой и ее мягкими грудями, чье имя он позабыл.
- Места есть, месье. По крайней мере, два.
- Хватит и одного.
Он дал ему на чай, как это делали люди в 'Вашингтоне', и послал официанта отнести рюмку кучеру.
Угрызения совести его не терзали. Он чувствовал, что никогда не будет их испытывать. Призрак Фершо не преследовал его. Он уже и позабыл о том акте, совершить который оказалось куда проще, чем он думал.
Разве Фершо испытывал когда-нибудь угрызения совести? А Джеф?
И тем не менее что-то непоправимо изменилось в нем. Он смотрел новыми глазами на окружающее оживление, на людей, лица которых внезапно возникали перед ним крупным планом.
Только что, разговаривая с немолодой бретонкой, он ей сказал:
'Моя малышка...'
Он чувствовал себя старым. Ему казалось, что он заблудился на школьном дворе во время перемены, и даже вид огромного француза из Бордо, евшего сосиску, не сняв с головы бумажный колпак, который на него напялили в 'Мулен Руже' или 'Атлантике', не способен был вызвать у него улыбку.
- В аэропорт!
Светало. Дождь шел по-прежнему. Ему запросто продали билет, и он среди первых занял место в салоне.
Только тогда, заметив у кромки поля бар, Мишель бросился туда. Ему хотелось пить, он имел наконец право выпить. Проглотив четыре или пять порций виски, он последним взобрался в самолет, когда уже стали убирать трап.
Мишель Моде прожил три месяца в Южной Америке в компании - или, скорее, за счет Гертруды Лэмпсон. Его видели в Буэнос-Айресе, Рио, Пернамбуке, Ла Пасе и Кито.
Для поездки в Мексику они сели в Каракасе на яхту американской подруги мистрис Лэмпсон.
В Гаване к ним присоединилось несколько человек из высшего общества, в том числе одна кубинка двадцати семи лет, на которой он женился через три недели, когда яхта причалила в Нью-Йорке.
У них родилась девочка. Но немного позже он согласился, на очень выгодных условиях, предложенных ему родителями жены, дать ей развод.
Пятнадцать лет спустя в Сингапуре под именем капитана Филипса он находился, как говорили, в наилучших отношениях с леди Уилки, приближенной английского двора.
Это был молодой, худощавый мужчина, загоревший на солнце, занимавшийся всеми видами спорта, обладатель конюшни для игры в поло, отличный танцор, умевший много выпить, не пьянея.
Несмотря на свой возраст, волосы на висках у него стали слегка серебриться, в улыбке сквозила необъяснимая ирония, а глаза, контрастируя с обычным оживлением, были неподвижны.
Он любил повторять в шуточном тоне - по крайней мере так это воспринимали, дружно протестуя, его собеседники:
- Такой старик, как я...
Испытывая при этом наслаждение от сознания того, что один знает, насколько он прав.
1943 г.
