еду водой из горлышка бутыли. Крыс молча сел на стул и стал наблюдать за довольным соперником. Выглядел он очень плохо. Лицо осунулось, нос заострился, под глазами появились темные мешки, тонкие сероватые губы подергивались в нервном тике. Барабас чуть повернул голову, и картинно всплеснул руками.
— Свят, свят, свят! Что-то ты, высочество, неважно выглядишь. Тебе бы спа-салон не помешал. Массажики разные, лифтинги. И еще, обязательно используй увлажняющий крем! Знаешь ли, без всего этого, твоя кожа не имеет ничего общего с персиком, а так хотелось бы видеть принца, который…
— Заткнись.
Это было сказано тихо, почти шепотом. И очень веско. Фраза осталась без окончания. Принц бесстрастно продолжил:
— Ты мне очень нравишься как соперник. С тобой действительно интересно. Ты ведешь себя мужественно и порой нестандартно. И я морально уже был почти готов подарить тебе легкую смерть, укусом в шею. Но твои оскорбления превысили критический уровень моего терпения. Ты сейчас в эйфории, человек. Это пройдет, и ты сначала поймешь, а потом ощутишь, что значит быть съеденным. Все эти детские игры, убивающие время, мне уже порядком надоели. Все твои потуги что-то придумать, похвальны, но бесполезны, чтобы ты там ни готовил. Я успею перехватить все. Даже если мне отрубить обе передних лапы, я все равно тебя убью также легко. Если сдашься сейчас, обещаю похоронить твое тело полностью в соответствии с вашими традициями. Если нет, то можешь дать волю своему воображению. Самые смелые твои фантазии будут реализованы мною в лучшем виде.
Все это было сказано от чистого сердца. И это было особенно неприятно. То, что крысеныш не умеет хорошо врать, Вася понял раньше. Говнюк совершенно уверен в своей победе. А я не совсем. Скорее совсем не уверен. Ну, уж нет. К черту! Блеф! Блеф до конца! Поборемся еще, посмотрим кто кого…
— Слышь, принц! Откуда только в тебе столько пафоса?! Может быть, я и наивный олень, но на меня твои пугалки уже не действуют. Похмелье у меня, слава богу, прошло, чувствую себя великолепно. Помылся, оправился, поел вот немного. Воды хватает, инвентарь необходимый есть. Сейчас аксессуар специальный готовить будем. Ну, а убьешь, так убьешь; чего кипятиться, а куда уж ты мой скелет с ливером денешь, то мне без разницы. Хошь жри, хошь чучело делай. Дело хозяйское.
Сказав это, Барабас бросил в рот печенье и стал тщательным образом его пережевывать. Взяв пустой фужер, он сплюнул в него жидкую кашицу, и принялся за следующую галету. Надругавшись, таким образом, над десятком печенюшек, он поднес бокал к лицу, поболтал, придирчиво осмотрел, и удовлетворенно хмыкнул:
— Даже с избытком.
— Чего это ты такое делаешь? — с легкой настороженностью осведомился Крис.
— Придет время, узнаешь, — таинственно и немного зловеще, ответил Барайкин, — Лучше скажи, не раздумал еще, мою историю послушать?
Крис сидел на стуле, как на троне, видимо вживался в образ. Он по-королевски, благосклонно махнул рукой. Не хватало только батистового платочка.
— Рассказывай.
Вася повозился с жилеткой, извлек из кармана универсальный швейцарский нож, и приспособил ножницы. Взяв в руки книгу, он принялся ее уродовать.
— Ты будешь смеяться, но у меня тоже было тяжелое детство. Матушка умерла, когда мне было восемь с половиной. Сразу после ее смерти, отец стал сильно пить. И я малолетний пацан частенько оставался без надзора. В тот день было воскресенье, отец напился особенно сильно, и поднял на меня руку. Для меня это было впервые. Ударил он меня не сильно. Было, скорее обидно, чем больно. Но слезы катились в три ручья, мне было очень жалко себя, мамы не было, а бабушка жила в другом городе. Папа уснул в кухне, а я побежал в слезах на улицу. Я бежал и ревел, но никто из взрослых меня не остановил и не спросил, что со мной и где мои родители. Я бежал и бежал, поворачивал то налево, то направо. Пока, наконец, не оказался в совершенно незнакомом месте. Городок наш был не из крупных, и название его, тебе вряд ли о чем скажет. Но чтобы заблудиться восьмилетнему мальчишке, места было предостаточно.
Это был отгороженный редким забором пустырь, сквозь который проглядывали три ветхих покосившихся двухэтажных дома с пустыми черными провалами окон. Эти покинутые дома, определенно, предназначались под снос.
Стоял сентябрь. На улице царило бабье лето, было тепло, даже жарко. Слезы давно высохли, и во мне проснулось любопытство. В заброшенных домах могли храниться сокровища, которые мне предстояло найти. Таинственная чернота пустых окон манила. Не раздумывая, я пролез в одну из щелей, и устремился к ближайшему строению. Если бы я знал, какие 'сокровища' мне предстоит обнаружить, то я бы со всех ног бросился бы прочь от этого места.
Входной двери не было, лишь чернел квадратный проем. Я осторожно шагнул в сумрак. Внутри пахло сыростью, мочой и застарелыми экскрементами и еще чем-то неприятным и незнакомым. Под ногами хрустело стекло, и валялся различный мусор, характерный для подобных мест. Я слонялся по комнатам первого этажа, не обнаружив ничего достойного внимания. В одной из комнат, в углу я увидел старую ржавую койку с шариками на спинке. Шарики могли пригодиться. Я смог отвинтить два. Остальные приржавели, и у меня не хватило сил их даже повернуть. Потом я немного попрыгал на кровати, извлекая из пружин свистящий скрежет. В итоге мне надоело это занятие, и я стал подниматься по скрипучей трухлявой лестнице на второй этаж. Некоторые из ступенек прогнили настолько, что ничего не стоило сломать ногу или вообще провалиться вниз. Но мне повезло, и я поднялся без помех.
Незнакомый запах усилился, и стал особенно неприятным, послышались тихие хлюпающие звуки. Стало немного жутковато. Было еще не поздно, унести ноги от этого проклятого дома, но. Детское любопытство — мощнейшая мотивация. Я продолжил движение. Передо мной лежал темный коридор, усыпанный ошметками стекловаты и кусками отвалившейся штукатурки. Звуки раздавались из дальней двери слева. Скорее даже не двери, а дверного проема, поскольку двери в этом доме отсутствовали. Я старался ступать бесшумно. И потихоньку приблизился к последней комнате. Запах стал просто невыносимым. Звуки, которые доносились из комнаты, были похожи на урчание и тихий хруст. Придвинувшись вплотную к пыльной стене, я осторожно выглянул из-за косяка.
То, что я увидел, отпечаталось в моем мозгу навсегда. Из окна напротив комнату заливал оранжевый свет заходящего солнца. На полу, раскинув ноги, лежал мертвец. На то, что это был мужчина, указывали грязные подошвы туфель большого размера. Подошвы были полностью видны с этого места. К одной из подошв прилип сплюснутый окурок сигареты. Одет труп был в новые темно-синие джинсы и желтую футболку. Нижний край футболки задрался, обнажив дряблый серый живот с чернеющей точкой пупка. С двух сторон мертвеца пожирали две крупных псины. Та, что побольше, стояла справа и вцепилась в левый бицепс. Рука под псиной подергивалась как живая. Другая собака уткнулась мордой в область головы. Там виднелось только кровавое месиво. Я остолбенел, и не мог оторвать взгляда от этого потустороннего зрелища. Живот мертвеца потрясывался как желе, пока верхнюю часть рвали острые челюсти псов.
Крупный пес, похожий на овчарку, почувствовал мой взгляд, поднял окровавленную морду, и посмотрел прямо мне в глаза. Взгляд был очень умным. И очень безумным.
Я не помню, как оказался внизу. Меня пулей вынесло из страшного дома, и я рванул вперед. Не знаю, почему я не убежал совсем; видимо подсознательно у себя дома я не видел защиты. В общем, я рванул к соседнему строению. Забежав внутрь похожего здания, я забрался в дальнюю правую комнату на первом этаже. Комната была пуста, если не считать трех деревянных ящиков, на которых стояли пустые зеленые бутылки с остатками пиршества местных бомжей. Я забился в угол, сел на корточки, уткнувшись лицом в колени, и тихо заплакал. Мне было одиноко и очень страшно. Мама умерла. Отец меня не любит. И еще рядом злые собаки, которые едят людей.
Отплакавшись, я вытер слезы, и огляделся по сторонам. Наступили сумерки, и в комнате заброшенного дома воцарился полумрак. Не самое лучшее место для маленького несчастного ребенка. Я долго сидел на корточках и ноги затекли. Пришлось сесть прямо на пол, откинувшись спиной в угол. Не очень удобно, но меня все равно начало клонить в сон, когда я услышал шлепанье лап по коридору. Кулаки сжались сами по себе, а коленки подогнулись к подбородку. Тихий ужас наполнил все мое тщедушное
