— Мистера Фрейзера! Конечно. Он работает с тобой! — Лицо моей сестры просветлело.
— Можешь не продолжать. Ты перепутала время его приема. Он прождал несколько часов.
— Ну разумеется, — почти с гордостью призналась она. — Я вообще перепутала все приемы. Я не знала, что регистрационный журнал лежит у него в ящике, и…
— О нет! — Я закрыла глаза. — Ты по второму разу заполнила все дневные часы приема.
— Ну, что-то вроде того. Мистер Фрейзер был очень мил. Он только сказал что-то насчет мышей, а потом…
Я с трудом удержалась, чтобы не дать ей подзатыльника, и подумала: пришлось ли так же плохо мистеру Порриту?
— …как раз когда произносил свою импровизированную речь.
— О! Через пару секунд, Мария Гибсон, ты рискуешь лишиться даже той пустой головы, которая у тебя есть. Что еще за речь?
— Ну, он помог мне… Понимаешь, в комнате ожидания было так много народу, что всем не хватало стульев, а мистер Поррит сказал, что не может бросить пациента, и некоторые посетители слегка разозлились, а мистер Фрейзер им все объяснил. Я не знаю, что бы я без него делала.
Я тоже не знала. И еще я не знала, что бы сделали в эту минуту родители, но представить себе это было несложно. Секретарши, так же как и жены, не уходят среди бела дня без веской причины. Может быть, мистер Поррит заигрывал с ней, возможно, он был пьян…
— Ты больше туда не пойдешь, Map, — твердо сказала я. — Первым делом завтра позвони мисс Тэкеберри. Просто скажи, что не берешься за эту работу, а я позже ей все объясню.
— О, но… — начала Мария.
— Никаких «но», — отрезала я. — Так, это все?
Постоянное упоминание о дантистах заставляло мой больной зуб ныть.
— Что ж, если ты спросишь меня, Марии понравился бедняга Поррит, — объявила Линда.
— Странно, не помню, чтобы я спрашивала, — спокойно ответила я.
По случаю соревнований по боулингу я взяла машину и подвезла Линду в школу. По дороге она продолжила разговор о Марии и ее дантисте:
— Она считает, что он получил плохие известия или что-то вроде этого. Где-то в середине дня, по ее словам, он вдруг стал нем как рыба. Знаешь, она хотела снова пойти туда сегодня утром…
Когда я добралась до офиса, зуб стал вести себя совершенно безобразно; после первого легкого укола боль начала расползаться — вниз к гландам, вверх до самого уха. Последовало пять или десять минут обострения, потом боль поутихла, и я подняла трубку, чтобы позвонить мисс Тэкеберри, но тут послышался шум открывающегося лифта, и холодный спокойный голос произнес:
— С добрым утром, мисс Гибсон.
— Доброе утро, мистер Фрейзер. Я вам нужна?
Он кивнул на телефонную трубку, которую я сжимала в руке. Его щека, с завистью заметила я, уже не была припухшей.
— Да, но если ваш звонок не займет много времени, звоните.
— Номер занят, — пошла на попятный я и поднялась.
Когда у меня в следующий раз появилась возможность позвонить мисс Тэкеберри, ее секретарша сказала мне, что она будет только после обеда, так что мне оставалось только надеяться, что Мария выполнит свою часть нашего договора.
К.Ф. вышел, оставив мне разбирать документы. К несчастью, через несколько секунд мой зуб заныл снова. Он утих, когда подошло время обеденного перерыва, но идти покупать горячий чай или кофе не было смысла. Я рассеянно отправила очередную папку на место и подняла голову, когда кто-то поскребся в стекло рядом со мной.
— Где он? — Хэзел с преувеличенной осторожностью заглянула во все углы и на цыпочках вошла. Я сказала, что он вышел, и объяснила, почему не пойду в ресторан.
— Как печально. Ты пойдешь к зубному?
— Да нет, он только начал болеть, — соврала я. — Иди. А то твое место займут.
— Какая разница. — Она пожала плечами. — Я тоже не пойду. Все ради моды!
Она принесла мне журнал Марии, и мы вместе посмотрели джемпер.
— А как тебе вот это? — Хэзел открыла журнал на цветной, в целый разворот фотографии подвенечного платья нежно-розового цвета.
— Может, и ничего.
— Если будешь так выглядеть, — заметила Хэзел, — тебя точно выберут невестой года.
— Какого года? — спросил голос у нас над головами.
Мой взгляд пополз вверх, медленно, безнадежно, безо всякого удивления… сияющие белые ботинки, темный костюм, карие глаза, загадочные и прищуренные. Шорох рядом со мной означал, что Хэзел поднялась на ноги, но я, как и вчера на террасе ресторана, обнаружила, что не могу пошевелиться.
— Я спросил, какого именно года, — повторил К.Ф. — Если этого, неплохо было бы знать заранее.
Через некоторое время он вышел из своего кабинета с журналом, раскрытым на той же самой странице.
— Это ваше, насколько я понимаю?
Покраснев, я протянула руку:
— Да, прошу прощения, мисс Тернер пришла вернуть его мне. У нас был перерыв.
К.Ф. положил журнал на мой стол и стоял, разглядывая фото. Вспомнив его блондинку, я не сдержалась и хихикнула, он взглянул на меня и решил заговорить.
— Я думаю, вы прекрасно знаете, — в голосе не было и намека на улыбку, — насколько подобные вещи важны для девушки.
— Абсолютно, безусловно и полностью, — выдохнула я.
— Хм, — задумчиво произнес он, — похоже, мне все это вскоре предстоит.
У меня есть дурацкая привычка заполнять паузы в разговоре, не подумав. Вот и сейчас я так сделала.
— Да, — согласилась я и умолкла, словно мне ударили под дых. — Мистер Фрейзер, вы имеете в виду то, что я думаю, вы имеете в виду?
Его лицо расслабилось, и на нем появилась мальчишеская улыбка.
— Ну и как мне ответить на этот вопрос?
— Просто скажите мне, не та ли это очаровательная девчушка, с которой я вас видела в воскресенье!
Это были тон и слова, которые я использовала в общении с одногодками, и они выскочили прежде, чем я успела подумать. Как бы то ни было, он, видимо, не был против подобной фамильярности и, расплывшись в улыбке, вдруг стал выглядеть на несколько лет моложе.
— Да. Это была Фиона. Она очаровательна, правда?
— Совершенно с вами согласна, — тепло ответила я. — И примите мои поздравления. Надеюсь, вы будете очень счастливы.
Я неловко протянула руку. Он пожал ее безо всякого смущения, снова улыбнувшись.
— Большое спасибо. — В его глазах мелькнуло сомнение, а потом вспыхнули игривые огоньки. — Я не буду говорить вам, что сказал на это босс.
«Босс» вместо формального «мистер Пратт» прозвучало совершенно обезоруживающе.
— Дайте угадать, — рассмеялась я, зная любовь босса к клише, — он пожелал вам множества маленьких хлопот!
— Именно так, — признал изменившийся до неузнаваемости К.Ф.
Я добавила собственное клише:
— Не волнуйтесь. Может, этого никогда не произойдет!
Разговор, в который не поверят Хэзел и Пег. Особенно в бесхитростное признание:
— Я был бы очень огорчен. Я люблю детей.
Любопытственнее и любопытственнее. Мне казалось, на нем жирным шрифтом написано:
