промелькнула печаль. – Прошу прощения, я совсем забыл. В ВМФ они имеют дело с подводными лодками, а не с плавзаводом, идущим через льды.
«Полярную звезду» слегка затрясло и приподняло над поверхностью льда. Аркадий не был инженером, но даже он понимал, что, для того чтобы взламывать лед, судну, каким бы большим оно ни было, требовалась определенная скорость. При таком малом ходе дизели рано или поздно выйдут из строя.
– А Морган – хороший капитан? – спросил он.
– Увидим, – ответил Марчук. – Судно типа «Орла» должно вести поиск креветок вдалеке ото льдов и сильно возвышаться над поверхностью моря. А сейчас волна идет в фарватере, и его нос и палуба недостаточно подняты над поверхностью. Он не должен следовать по ветру, но вынужден следовать за нами, иначе его затрут льды, они и так его уже поджимают.
Что-то тревожило Аркадия, и тут он понял что. Тишина. Одна радиостанция в рубке была всегда настроена на аварийную частоту. Марчук проследил за его взглядом, оставил штурвал, подошел к радиостанции и повернул ручку, прибавляя громкости.
– Морган еще не посылал аварийных сигналов, – сказал Гесс.
– Он вообще молчит, – добавил Марчук.
– А почему вы не вызываете его? – спросил Аркадий. В штормовую погоду суда всегда поддерживали связь друг с другом.
– Он не отвечает, может быть, вышла из строя одна из антенн.
– По нашей скорости Морган может понять, что что-то случилось, и, возможно, догадается, что кабель выпущен. Он охотится за куском этого кабеля, и неприятности у нас, а не у него, да и погода для него благоприятная.
На экране радара курс «Полярной звезды» был обозначен извилистой линией зеленых точек. В середине этой линии светился выброс сигнала, обозначавший «Орла», шедшего примерно в пятистах метрах позади. Остальное поле экрана было чистым. Аркадий увеличил масштаб обзора – ничего, только «Орел». Предполагалось, что суда выйдут из Сиэтла, но погода могла задержать их.
– У Моргана тоже есть радар, – сказал Гесс. – А еще курсовой эхолот. Если кабель за что-то зацепился, то он обнаружит его, может быть, именно такого случая он и ждал.
– Если у него не работает радиостанция, значит, не работает и радар, – возразил Марчук.
– Капитан, я могу понять вашу симпатию к другому рыбаку, – сказал Гесс. – Если бы Морган был рыбак, но он совсем не рыбак. Джордж Морган это их Антон Гесс, я понял это, когда увидел его. Он будет молчать и держаться рядышком, ожидая, пока мы совершим ошибку вроде замедления скорости. Что бы ни зацепило кабель, оно может всплыть на поверхность как раз позади «Орла».
– А что, если кабель оборвется? – спросил Аркадий.
– Если мы будем идти на такой скорости, он не оборвется, – ответил Гесс.
– А если все-таки оборвется? – спросил теперь Марчук.
– Не оборвется.
Какой музыкальный инструмент у Гесса? Виолончель. Гесс напомнил Аркадию виолончелиста, пытающегося играть, когда одна за одной обрываются струны.
– Кабель не оборвется, – продолжил Гесс. – Но если даже это произойдет, у кабеля отрицательная плавучесть, и он затонет. Тогда единственной проблемой будет возвращение во Владивосток на тихоокеанскую флотилию без гидрофонного кабеля. У нас в походе уже было достаточно неприятностей, капитан. Нам не нужна еще одна.
– Но почему Морган не отвечает на наши вызовы? – поинтересовался Марчук.
– Я уже говорил вам – почему. За исключением радио, у «Орла» все идет нормально, а остальное можете представить себе сами. – Гесс потерял терпение. – Я пойду вниз, может, мне удастся немного намотать кабель. – Уходя, он остановился перед Аркадием. – Объясните капитану, что Зина Патиашвили каждый раз при приближении «Орла» подходила к кормовому лееру совсем не для того, чтобы посылать воздушные поцелуи. Как оказалось, она имела массу поцелуев от моего личного радиста. Если бы Зина была сейчас здесь, я сам бы убил ее.
Инженер-электрик вышел из рубки, и, прежде чем за ним закрылась дверь, в темном проеме мелькнули хлопья снега.
– А все-таки забавно, – сказал Марчук. – Тогда в сухом доке нам установили этот кабель, и это единственное, что вышло из строя.
Капитан наклонился над столиком, любовно положил руку на компас-дублер, открыл его крышку и снова закрыл.
– Я думаю, что все переменится, Ренько, – сказал капитан. – Жизнь может быть честной и правильной. У тех, кто желает трудиться, есть чувство собственного достоинства, и вообще много хорошего. Люди не идеальны, и я не идеален, но в нас много хорошего. Разве я идиот? Скажите, когда мы придем во Владивосток, вы расскажете им обо мне и Зине?
– Нет. Но они покажут фотографии офицеров и команды в ресторане, в котором она работала, и вас опознают.
– Значит, в любом случае мне конец.
Нет, это мне конец в любом случае, подумал Аркадий. Карп и его палубная команда убьют меня еще раньше, чем на меня выйдут те, другие. А теперь у Марчука еще крупные неприятности с этим кабелем. Как. Аркадий мог объяснить ему, почему Карп хотел убить его, когда не осталось никаких доказательств контрабанды? В лучшем случае это будет звучать, как бред сумасшедшего, примерно так, как это звучало, когда он распинался перед Воловым и алеутами.
– Вы знаете, как было доставлено к нам это судно? – спросил Марчук. – Знаете вообще условия поставки судна с верфи?
