страхи, очень тепло и с почтением приняв его в своем стане. Пораженный старик с благодарностью принял в подарок четырех пухленьких и симпатичных нубийских рабынь средних лет. Селим сказал, что о человеке, который умудрен столькими годами жизни на земле, необходимо хорошо заботиться, а каждая из подаренных женщин мастерица в своем роде. Одна прекрасно готовила, другая была отличной портнихой, третья знала толк в лекарском ремесле, и, наконец, четвертая умела делать массаж и рассказывать дивные сказки.
Старика отвели в бани, вымыли, постригли, надушили и нарядили в новые одежды из подаренного опять-таки султаном целого гардероба. Кроме этого, в его распоряжение предоставили прекрасные покои, и ему было сказано, что по завершении кампании он отправится вместе с султаном в Константинополь, где будет доживать свои дни в довольстве, покое и чести.
Шесть раз в день неизменно в обществе Селима, к которому он с некоторых нор стал обращаться «сын мой», старик возносил молитвы Аллаху. Один остряк из числа турецких солдат заметил, что Аббасид, должно быть, решил, что уже умер и попал в рай.
В благодарность за все дары и уважение к своей персоне Аббасид нарек Селима и загодя всех будущих османских правителей своими духовными преемниками, тем самым официально передав титул Защитников веры.
Султан ликовал, да и было от чего. Ныне территория империи включала в себя всю Грецию, Балканы, добрую часть Восточной Европы, всю Малую Азию, Сирию, Египет и вместе с ним большие пространства в Северной Африке, равно как и всю Аравию со священными городами Мекка и Медина. Он обладал могуществом, несравнимым с властью любого современного ему монарха.
Будучи в Египте, Селим обратил внимание на доходившие до него слухи о подвигах Хайраддина, также известного под прозвищем Барбаросса. Этого пирата в Средиземноморье страшно боялись. Хайраддин люто, фанатически ненавидел христиан, и в особенности испанцев. Для него они были мало того что неверными, но еще и деградировавшими, аморальными и безграмотными хамами. Но хуже всего было то, что они убили двух его братьев.
Подчинив себе их корабли, он жестоко вытеснил испанцев из Туниса и с Балеарских островов. Когда он перевозил мавров из Испании в безопасную Африку, испанцы напали на него галерным флотом, который Барбаросса захватил и присоединил к своей эскадре. Не пощадил он и несколько папских кораблей, за весла на которых посадил теперь самих христиан как своих рабов.
Узнав однажды о том, что в Испании готовится новый погром мавров, он вторгся туда, поддерживаемый испанскими мусульманами, беспощадно грабя и разоряя все, что ни попадалось ему под руку: мужские и женские монастыри, церкви, замки… Набрав столько трофеев, сколько могли унести на себе его люди и обращенные в рабство пленники, он вернулся в Северную Африку, попутно эвакуировав из Испании остававшихся там семьдесят тысяч мавров. Те в благодарность толпами валили под его знамя.
Прослышав о подвигах Хайраддина, османский султан послал за ним. Барбаросса покорно приехал, ибо был не глуп.
Знаменитый пират понимал, что султан еще более знаменит и велик, чем он сам. Хайраддин был низкого происхождения, и союз с великим турком мог принести ему уважение и почет в мусульманском мире. Надо признать, Хайраддин страдал одним недостатком — тщеславием.
Стоявший на султанском помосте. Селим с трудом подавил усмешку при виде приближающегося к нему адмирала средиземноморских пиратов — человека невысокого роста и чрезвычайно крепкого телосложения. У него были ярко-рыжие волосы и кустистая, смазанная ароматными маслами и надушенная борода. Султан нечасто встречался в жизни с рыжими людьми. Среди них были его бас-кадина Сайра и самый младший сын. Но если они являлись в его понимании примерами человеческой красоты, то Хайраддин Барбаросса скорее служил образчиком уродства и клоунской внешности. Впрочем, султан сумел сдержать свои эмоции и продолжал взирать на пирата торжественно и хмуро.
— Приветствую тебя, о падишах, да продлит Аллах твои годы на тысячу лет! — басовито проговорил Барбаросса.
Селим ответил ему столь же уважительно и сразу же перешел к делу. Он пожаловал Хайраддину ранг бейлербея с привилегией иметь свой собственный военный штандарт в виде конского хвоста, а также подарил саблю и отличного арабского скакуна. Когда же новый бей-лербей согласился перевезти в Константинополь двадцать пять кораблей, груженных захваченными султаном в походе трофеями. Селим вдобавок дал ему полк янычаров и батарею тяжелых орудий.
Хайраддин был вне себя от радости. С того самого дня он верой и правдой служил туркам на ратном поприще, и флаг империи гордо реял на грот-мачте его флагмана. Сорок пять процентов добычи он обязан был отсылать султану, а остальное делил со своими людьми.
Удовлетворенный состоянием своих дел, Селим наконец покинул Египет и отправился в далекое путешествие домой. Хайраддин являлся для христиан настоящим бичом Средиземноморья, и Селим знал, что знаменитый пират сумеет пока отвлечь их внимание от Османской империи. А это даст ему возможность в спокойной обстановке спланировать и подготовить вторжение на Запад.
Путешествие заняло больше времени, чем он ожидал, так как на этот раз армию сопровождал караван в тысячу верблюдов с добычей.
Селим вернулся в столицу ранней весной 1518 года. Первым делом он узнал, что в его отсутствие Сайра назначила Анбера, старшего евнуха во дворце Лунного света, временно исполнять обязанности скончавшегося ага кизляра. Он одобрил и утвердил это назначение. Сначала в разговоре лично с Сайрой, когда они посетили неприметную могилу Хаджи-бея, а затем и официально, передав распоряжение через своего главного визиря Пири-пашу.
Пири-паша, в свою очередь, оправдал возлагавшиеся на него надежды. Памятуя о том, что именно Сайра советовала ему возвысить этого человека. Селим дивился про себя: как ей удается так хорошо разбираться в его людях? Он полностью доверял своей бас-кадине и в отношении ее придерживался поговорки: от добра добра не ищут.
В его отсутствие дочери-двойняшки сделали Селима дедом, подарив ему двух крепких и красивых внуков. Нилюфер тем временем исполнилось пятнадцать, и она уже была полностью готова к замужеству. Уступив давлению со стороны Сайры, султан наконец объявил женихом любимой дочери Ибрагима.
В Магнезию ускакал нарочный с приказом Сулейману и Ибрагиму прибыть в Константинополь в течение месяца. Султанский дворец начал готовиться к надвигающимся торжествам.
Сарина, к сорока годам нисколько не утратившая своего былого боевого духа, принялась изводить нового ага кизляра требованиями разрешить ей подготовить к празднику султанские сады. Довела беднягу до слез. Тогда вмешалась Сайра и уговорила Анбера удовлетворить просьбу подруги.
— Это поможет ей легче пережить утрату принца Баязета, — сказала бас-кадина.
Анбер и сам уже рад был отделаться от четвертой кадины султана, потому с готовностью согласился. Сарина с триумфом вступила на территорию сада, немедленно подчинив себе весь огромный штат садовников, напуганных ее диктаторскими замашками.
Методом кнута и пряника Сарина добилась поистине чуда. Ко дню свадьбы Нилюфер сады преобразились до неузнаваемости. Зацвели золотистые офирские розы, причем каждый цветок был посажен в отдельной высокой вазе, эмалированной бирюзой, а клумбы украсились тысячами белых нарциссов и бледно-желтых тюльпанов. Во фруктовом саду, как и всегда весной, распустились персиковые, вишневые, миндальные и грушевые деревья.
В последние дни перед свадьбой в султанском гареме наблюдалось настоящее вавилонское столпотворение — столько туда набилось ремесленного люда. Для Нилюфер создавали новый гардероб. Три сотня гаремных шаровар, три сотни платьев с длинными рукавами и разрезами на юбках, три сотни халатов, подбитых мехом и атласом, три сотни шелковых, газовых или легких шерстяных блуз, три сотни пижам, три сотни комплектов нижнего белья и три сотни пар туфелек. Драгоценности — подарки от родных к свадьбе — с трудом уместились в трех сундуках.
Ибрагим послал записку своим банкирам — дому Кира, — попросив их купить дворец, достойный его невесты. Имея свободный доступ в гарем, Эстер Кира в эти дни охотно исполняла роль посредника между принцессой и се нареченным.
Нилюфер присмотрела на маленьком мысе на Босфоре изящный мраморный дворец кремового цвета и сказала, что он должен принадлежать ей. Владелец имения, некий купец, прознав об истинной цели