затеянных с ним переговоров, заломил дикую цену. Кира, однако, проявили изобретательность и, совершив тайное расследование дел купца, выяснили, что он осуществлял снабжение султанской армии по завышенным расценкам. Подобные вещи, согласно строгим законам Селима, карались смертью.
Предупрежденный другом о надвигающемся разоблачении и расправе, купец тихо исчез. Собственность его была конфискована в пользу правительства и передана дому Кира в награду за их верность. Те, в свою очередь, за разумную цену продали дворец Ибрагиму.
Торжества по случаю замужества двойняшек длились трое суток, поскольку султан торопился тогда с походом в Сирию. Но Нилюфер была любимицей Селима, и поэтому теперь он решил закатить такой праздник, который надолго запомнился бы его подданным. Это был его последний широкий жест.
Свадьба должна была состояться в саду Иени-сераля. Для первой брачной ночи новобрачным отвели красивую беседку, которую Селим распорядился выстроить на берегу Золотого Рога специально для этого случая. Небольшой одноэтажный домик с застекленным куполом крыши, покрытым сусальным золотом, был украшен мраморными колоннами, обтянутыми тканью из красного шелка. Три комнаты домика были обставлены со сказочной роскошью.
Беседка стояла за воротами дворца, выходила окнами на Золотой Рог и являла собой поистине идиллическое убежище для юной принцессы и ее жениха.
Сулейман, Гюльбсйяр и Ибрагим прибыли за неделю до торжеств. Принц был счастлив, что его лучший друг вот-вот породнится с ним, и не уставал поддразнивать Ибрагима, в шутку укоряя его, что он женится на ребенке. Ибрагиму, который был старше Сулеймана на два года, было двадцать шесть.
И вот наступил день свадьбы. На дворе стояло чудесное майское утро. Крики муэдзинов далеко разносились во всех концах столицы. В полдень, после намаза, Ибрагим был препровожден принцем Сулейманом и его шуринами Хусейном и Ризой бен Исмет в Великую Мечеть, которая раньше была византийским Софийским собором, стоявшую прямо за стенами Иени-сераля. Там была совершена официальная церемония, во время которой был заключен брак между ним и султанской принцессой Нилюфер, интересы которой представлял новый ага киаляр.
После этого мужчины вернулись во дворец, где должны были состояться торжества. В саду по этому случаю поставили гигантский шатер, украшенный красными, зелеными и синими узорами, с навесом из золотой парчи. Здесь сидели султан, его сыновья и зятья. Рядом разбили шатер поменьше для женщин.
На Нилюфер были светло-лиловые шаровары с бриллиантовыми застежками на лодыжках. Поверх она надела платье того же цвета с длинными рукавами и разрезами на юбке, усыпанное бриллиантами, жемчугом и аметистами, а на плечи накинула полосатое золотисто-серебряное покрывало. Голову прикрывала такая же сетка. Волосы были распущены за исключением одной-единственной тонкой косички с жемчужной заколкой. Тонкую шею украшало великолепное бриллиантовое ожерелье.
Официально представить жениху невесту по обычаю должна была ее мать бас-кадина, и, надо сказать. Сайра своим видом едва не затмила Нилюфер. На ней был бежево-золотистый наряд, волосы блестели на весеннем солнце, ярко сверкали крупные изумруды. Поклонившись султану, она поцеловала дочь и взглянула ей в глаза. Нилюфер мягко коснулась кончиками пальцев маминой щеки и смахнула одну- единственную искрившуюся на солнце слезинку.
— Это от счастья, — прошептала бас-кадина.
— Я знаю, мама.
Они обернулись к ага кизляру, который взял правую руку принцессы и вложил ее в правую руку Ибрагима. Затем жених убрал с лица невесты вуаль, поцеловал ее и шепнул:
— А ты, взрослея, времени даром не теряла.
— Тебе нравится?
— Там увидим, — ответил Ибрагим, подводя ее к брачному помосту.
— Ты все такой же дерзкий, — ответила Нилюфер, счастливо улыбаясь.
— А ты избалованная девчонка со скверным характером.
— Мы будем очень счастливы, — прошептала Нилюфер.
— Я тоже так думаю, — улыбнулся Ибрагим.
По окончании торжеств, которые длились неделю, Ибрагим проводил молодую жену в их новый дом.
После этого хорошее настроение Селима исчезло без следа. Всю неделю во время пиршеств он предавался чревоугодию, и боль в желудке, которую до этого удавалось сдерживать лекарствами и строгой диетой, вернулась к нему с утроенной силой. Султан послал за старшим сыном.
Принц находился в прекрасном расположении духа, когда появился в отцовских покоях. Увы, это только еще больше распалило гнев Селима. Дав сыну знак сесть, он сразу перешел к делу:
— Мне не правятся сообщения, поступающие из Магнезии.
— Вздор, — возразил Сулейман. — И город, и вся провинция благоденствуют и процветают.
— За что следует сказать спасибо Ибрагиму, а отнюдь не тебе, — резко ответил султан. — Ты же проводишь время в охотничьих забавах и любовных утехах с Гюльбейяр. Удивительно, как я до сих пор не обзавелся внуком. Одним словом, ты сильно подвел меня, сын.
— Каким образом? Дела в провинции продвигаются хорошо. С чего ты взял, что это все благодаря только Ибрагиму? И потом, разве не ты учил меня максимально использовать возможности окружающих меня людей? Ибрагим не принимает без моего ведома и утверждения ни одного хозяйственного решения. Что же касается Гюльбейяр, то, надеюсь, ты рад будешь услышать, что она беременна. Селим фыркнул:
— Ты отказался пойти со мной на Сирию и Египет. Когда турок слезает с боевого коня и усаживается на мягкий ковер, он перестает быть турком!
— Ба! Так вот, оказывается, что не дает тебе покоя, отец! Ты злишься на то, что я не пошел с тобой в последний военный поход. Но скажи, как можно одновременно и воевать, и управлять?
Сулейман вспомнил предостережение своей матери, которая говорила ему: «Не ходи с отцом в Египет. Против тебя существует заговор. Кое-кому хочется убить тебя и сделать наследником Мухаммеда». В итоге убили не его, а любимого брата. С тех пор Сулейман часто спрашивал себя: а был ли заговор на самом деле или мать схитрила? Но принц никогда не задавал этот вопрос Сайре.
— Со мной поехал Мухаммед, а на нем тоже висела провинция, — возразил Селим.
— Эрзурум — самый захудалый уголок империи, отец. И вообще не говори при мне о Мухаммеде! Если бы он не поехал с тобой, то был бы сейчас жив-здоров и я не лишился бы любимого брата и лучшего друга!
— Пири-паша известит тебя о том, надо ли тебе будет возвращаться в Магнезию или нет, — усталым голосом сказал Селим.
— Ожидаю твоих приказов, падишах.
Сулейман поднялся с подушек и повернулся к двери.
— Сулейман! — раздался ему в спину резкий голос отца. — Я еще не закончил! Хочется услышать твое мнение по поводу одной задумки, которая вертится у меня в голове. Думаю захватить Родос. Христиане построили там крепость. Она стоит слишком близко к моим границам. Что скажешь?
— Ты, как всегда, прав, отец. Если хочешь, чтобы я пошел туда с тобой, я пойду.
— Нет, не для того я до сих пор берег тебя. Ты мой наследник, Сулейман, и, если я потеряю тебя сейчас, придется ждать, пока подрастут твои братья. А я не могу насиловать свою судьбу. Из-за хвори, которая сжигает меня изнутри, я раньше времени становлюсь хилым стариком. Ступай, сын мой- Возвращайся к Гюльбейяр. Между прочим, знаешь, именно твоя мать заставила меня отказаться от этой красавицы. Скажи, много ли я потерял?
Сулейман улыбнулся:
— Для меня Гюльбейяр — само совершенство. Но у тебя, отец, есть моя мать. Ты ничего не потерял, но, отдав Гюльбейяр мне, скоро получишь внука.
Султан смерил старшего сына долгим взглядом, потом произнес:
— Ты пока еще не стал хорошим воином и правителем, но, клянусь Аллахом, передо мной уже сейчас стоит великий дипломат.
— Я не подведу тебя, отец. Никогда.
Они вместе поднялись, и Селим проводил сына до двери, ободряюще похлопав его по плечу на
