внешней стороны алтаря скитской церкви встречал всякого, кто входил в главные ворота скита. Крест осенял небольшое кладбище за алтарем. Братское кладбище, на котором находили упокоение монахи, располагалось на высоком берегу Монастырской бухты. Жить в Всехсвятском скиту было желанием многих монахов. Благословения игумена ждали терпеливо. Разрешение получали те, которые прошли общежительную форму монашества и проявили достаточно усердия, послушания и смирения. Вынести трудности сурового устава мог не каждый. Что касается внутренней организации духовной жизни обители, то она велась по заведённому старцем Назарием уставу и имела устройство общежития. Духовную опеку над всеми монахами осуществлял игумен своей отеческой мудростью, полнотой понимания и сердечной любви. Каждый монах получал от него практический урок, понимая различие путей «смотрительных» от «общих», где ставилась высокая задача: служение людям намного важнее чем уединение, если при этом сердце не теряет связи с Богом. Что и в призвании полноты любви объясняет св. Иоанн Лествичник, церковный авторитет древности: «Поистине великое дело благодушно и мужественно подвизаться в безмолвии, но без сравнения большее дело не бояться внешних молв, а средь шума их сохранить неподвижное и небоязненное сердце. С человеками обращаясь по внешности, внутренно пребывать с Богом».
Недалеко от Всехсвятского Большого скита стояла пустынническая келья. И так как Герман стремился к уединению и безмолвной жизни, отец Назарий разрешил ему поселиться в ней. Но прежде чем уединиться, Герман с усердием безропотного послушника трудился в скиту преподобного Авраамия. Особенно ему нравились общие послушания летом – на сенокосе, рыбной ловле; осенние работы в саду, на огороде, заготовке дров; делать припасы на зиму: собирать ягоды, грибы, лечебные травы…
Отец Назарий любил и ценил истинную монашескую жизнь Германа. Он позволил ему самому присмотреть место своего молитвенного уединения, предоставив осмотреть все монастырские скиты: Гефсиман – ский, Елеонский, Преподобного Сергия Валаамского; побывать на острове Предтеченском: скит Предтечен – ский являлся местом ссылки.
Уединенную тишину, уют и необыкновенную легкость и спокойствие души Герман находил в лесной часовне Преподобного Сергия Радонежского. Стремление к духовному совершенству удерживало монаха Германа в состоянии душевного покоя. Он всегда помнил, что «одно внешнее делание и телесные подвиги не приведут инока к преуспеянию, ибо ведут к тщеславию, гордости и последствиям этих страстей – ожесточению, осуждению и отчаянию. Без внутреннего, смиренного неявляемого делания молитвы и совершенной невменяемости нельзя смягчиться и повеселеть детской евангельской радостью».
Шло время. Монах Герман жил отшельником, приходил в монастырь по праздникам для участия в клиросном пении. Он по-своему был счастлив, вручив свою душу, свою волю любезному старцу Назарию, отдав себя полностью в его послушание, с полным самоотречением, обрекая себя добровольно на достижение через послушание совершенной свободы от самого себя, «чтобы избежать участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в ней не нашли».
У Германа не было сомнений, что духовная помощь отца Назария поможет ему безпорочно прожить светлую и ясную жизнь – спасти душу. Раскрывая перед старцем помыслы, поступки и желания, принимая его советы и благословения, в строгом и полном применении обета послушания, придерживаясь «оставь мои хотения и разумения, чтобы сотворить Божеские хотения и разумения» – видел в старце свой ум, совесть и сердце: большое, тёплое, строгое и доброе по-отцовски.
И даже в этом мире братской любви, земной рай – ской тишине подвижник Герман не мог вполне удовлетворить своё стремление к полному уединению, неся на устах слова из песни Ангела:
Да, Герман был счастлив тем, что встречал первый лучик света ранней утренней зари и радовался, ощущая дыхание Божественной природы, растворяясь в чарующих звуках её первой песни и слыша, как по необъятным просторам Святой Руси, ниспадая с высоких храмовых колоколен, разливается спасительный благовест из монастырских обителей и соборов, а могучее созвучие хоров собирается в энергоносную покаянную молитву, устремлённую к светлому порогу Царства Божьего. В добром и большом сердце монаха жила нежная и верная любовь к милой Руси. Он неустанно обращался умом к Господу, в молитвенных беседах возносясь к своему Владыке, со слёзным плачем испрашивая прощения и получая от Него оставление грехов, и волю сохранения целостности русской земли, о великом вселенском предназначении России. Оберегая себя, ограждая ум от помышлений во время молитвы, Герман старался стоять в мирном устроении, – чтоб «Сострадающий Невежественным» (Евр. 5, 2) пришёл и дал принять преславный дар молитвы мирной и благонастроенной, – окрылённо поднимаясь на высоту пламенной молитвы.
Окружённый светлым сонмом ревнителей благочестия и самого вступления своего в Валаамский монастырь, ставший щедрым рассадником дивных наставников – победителей духа над плотью, пример их подвижнической жизни помогал Герману сосредоточиться на внимании к себе, на отсечении суетных помыслов, на укреплении духа своего в нерукотворный храм Духа Святого, на обогащении и просвещении своей земной жизни – доступной человеку, по благодати Божией, святостью.
Герман прибегал к наставлениям Преподобного Нила Синайского, приводящего изречения из послания к римлянам святого апостола Павла: «Иному боголюбивому иноку, когда он творил умную молитву, ходя по пустыне, предстали два ангела и пошли вместе с ним, имея его в середине. Но он ни на минуту не обратился к ним вниманием, чтоб не потерпеть ущерба в лучшем; ибо помнил изречение Апостола, который говорит: ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, не могут нас разлучити от любве Христовы».
Умная Иисусова молитва. Многим ли доступно умное делание молитвы Иисусовой и правильна ли и безопасна ли цель искать через это делание дарований и утешений духовных? Из учения святых отцов видно, что проходящие делание молитвы Иисусовой правильным и законным образом, бывает, удостаиваются от Господа великих дарований духовных, и откровения таинств и различных духовных утешений, благодатию Божией промыслительно действуемых в душах смиренных и достойных молитвенников.
Герман с осторожностью подходил к принятию сложных вопросов, возникающих при углублении в содержание аналитических работ святых отцов-старцев. Всякую неясность он открывал своему наставнику отцу Назарию, и только после его растолкований подходил к следующему наставническому разделу. Особый интерес у него вызывала духовная книга преподобного схиархимандрита, основателя Нямецкого монастыря в Молдавии, старца Паисия Величковского, содержательностью точных указаний, раскрытых в письме к старцу Феодосию, архимандриту Сафрониевской пустыни. Старец Паисий писал:
«Духовно уведомляю святыню вашу, что касательно издания, чрез напечатание отеческих книг как на еллино-греческом, так и на славянском языке, объят я радостью и страхом: радостью – потому, что они уже не будут преданы окончательному забвению и ревнители удобнее могут приобретать оные, страхом же, боясь и трепеща, что эти святые творения, как и прочие книги, как вещь продаваемая, предлагаемы будут не только монахам, но и вообще всем православным христианам; и по ним обучившимся самочинно, без наставления опытных, деланию умной молитвы как бы не воспоследовала прелесть; а за прелестию, как причиною, не воспоследовала бы от суемудрых хула на это святое и пренепорочное дело, засвидетельствованное весьма многими великими святыми отцами.
Итак, как выше я сказал, боюсь и трепещу того, дабы не воспоследовали для самочинников прелести, прелестям же – хулы, хулам же – усумневания в истине учения богоносных наших отцов.
Потому богоносные отцы, уча о молитве сей, началом её и непоколебимым основанием полагают истинное послушание, от которого рождается смирение; смирение же охраняет подвизающегося в ней от всех прелестей, последующих самочинникам. Да и как возможно будет без послушания, по самочинию, которому последует прелесть, без всякого наставления, понуждаться на столь страшное и ужасное дело, то есть на таковую молитву, и избежать многоразличных прелестей вражиих, с великим ухищрением наводимых на молитву сию и на подвизающихся в ней? Отнюдь невозможно?»
Святые и богоносные отцы писали о великих дарованиях духовных не для того, чтобы всякий безрассудно стремился к получению их, но для того, чтобы не имеющие их, слыша о таких высоких дарованиях и откровениях, получаемых достойными, сознавали свою глубокую немощь и великое недостоинство и невольно преклонялись к смирению, которое паче всех деланий и добродетелей нужно для ищущих спасение, о чём и утверждает святой преподобный, игумен Синайский и учитель подвижничества Иоанн Лествичник:
«Как убогие, видя царские сокровища, ещё более познают нищету свою, так и душа, чистая повествования о великих исправлениях святых отцов, делается более смиренною в мыслях своих.
Удивляться трудам святых похвально; ревновать им спасительно; а желать вдруг сделаться подражателем их – это безрассудно и невозможно».
О водительстве духа, о Божественных тайнах, о судьбах и благочестии, о вопросах, касающихся внутреннего
