государства и семьи на протяжении всей эволюции общества. 'Вот почему,- говорится во введении к выпуску,— мы хотели бы предоставить семье права гражданства в области исторических исследований. Не испытывая чувства стыда, мы послушаем, что говорят по поводу семьи наши соседи по научным изысканиям-этнологи, социологи, и предоставим им слово в этом выпуске. При этом главная цель нашего эксперимента — исторический поиск, экспериментальный материал. Он даст возможность историку рассмотреть проблему семьи как под микроскопом, клеточка за клеточкой, а в итоге составить общее представление о социальном полотне в целом'. Семья подвергается историческому анализу в трех планах - биологическом, социальном, эмоциональном и в силу этого становится предметом для размышлений всех социальных наук. Весь последующий материал этого выпуска свидетельствует о том,, что авторы и редакция журнала рассматривали семью как социальную систему внутри целостной системы всего общества, а историю семьи — как историю общества и его возможностей.
Весь этот специальный выпуск дает представление о семье как о тотальном социальном феномене со всеми проявляющимися в нем связями-производственными, социальными, бытовыми, моральными, психологическими и т.д.—и тем самым оказывается в русле традиций, идущих от М. Мосса и М. Блока. Социология и этнология оказались не в состоянии лишь доступными им способами дать исчерпывающий научный анализ проблемы семьи, однако потребовалось определенное обострение противоречия 'общество-семья', чтобы историческая наука подключилась со всеми своими возможностями к исследованию этой области, рассчитывая внести свою лепту в решение проблемы функционирования общества в целом. Таков в общих чертах смысл этого специального выпуска.
Хотелось бы обратить внимание еще на одну инициативу 'Анналов'. Уже в 50-х годах в журнале стали появляться публикации о так называемых личных документах — завещаниях, личных архивах, материалах бракоразводных процессов, актах венчания и т.п.—как о массовых исторических источниках, с помощью которых можно приоткрыть многие завесы и вплотную подойти к исследованию больших проблем сквозь призму повседневной жизни людей различных эпох [164]. Затем очень многие историки стали осуществлять исследования на основе этих видов источников. Совершенствовалась и техника обработки массовых данных. Сначала широко использовался метод перфокарт с последующей их обработкой на электронно-вычислительных машинах, а потом и более современные методы. В 1969 г. М. Кутюрье опубликовал 'Исследования о социальных структурах в Шатодэне, 1525-1789'[165]. Почти половину этой книги составляет 'эскиз механографической методологии'-описание способа формализации документов, метода использования 'определителей', позволяющего избежать трудоемкого процесса числового кодирования массовых документов для последующей их машинной обработки. Многие наиболее интересные в научном отношении исторические исследования 60 — 70-х годов во Франции были осуществлены на основе привлечения новых типов источников и наиболее современных способов их обработки.
Наконец, еще об одном новшестве в журнале 'Анналы' в послевоенный период. Оно касается рубрики, которая неизменно пребывала в журнале, начиная с первого номера, и в которой освещались различные аспекты проблемы 'прошлое и настоящее'. Сначала этот раздел назывался 'От прошлого к настоящему'. Он помещался в самом конце каждого номера, и речь в нем шла в основном о новых книгах или публикациях в периодических изданиях; таким образом, этот раздел выполнял в первое время главным образом информационные функции. В послевоенный период положение изменилось. Разделом под новым названием 'Настоящее время и история' стал теперь, как правило, открываться каждый номер журнала. Причина этой перестановки и неуклонного повышения удельного веса раздела во всем журнале заключается, по всей вероятности, в том, что в послевоенный период одна из основных идей М. Блока - 'понять настоящее с помощью прошлого', превратить 'познанное прошлое' в необходимый инструмент социального анализа настоящего и принятия практических решений[38] — получила уже конкретное воплощение в виде осуществленных исторических исследований. С каждым годом среди французских буржуазных обществоведов все больше укреплялась тенденция рассматривать историческую науку с точки зрения ее социального призвания, в связи с теми реальными функциями, которые она выполняет в современном обществе.
Перейдя теперь от характеристики содержания журнала в 40-60-х годах к книгам историков школы 'Анналов', остановимся лишь на наиболее общих тенденциях.
Прежде всего о хронологии. Внимание историков было направлено преимущественно на период средних веков и особенно 'нового времени' (согласно принятой во Франции хронологии, это XVI—XVIII вв.), реже в исследованиях затрагивался XIX в. и лишь в исключительных случаях - события XX в. Концентрация усилий на истории 'нового времени' обусловлена вполне определенными соображениями. Если отвлечься от деталей и попытаться выделить главную, магистральную линию развития 'Анналов' в послевоенный период, можно сказать, что во всей их деятельности просматривается стремление дать свою, отличную от марксистской, интерпретацию истории человечества вообще и основных рубежей исторического процесса в особенности. Переходя от одной работы к другой, можно встретить самую разнообразную периодизацию истории—в зависимости от региона, экономического уклада, народонаселения, торгового общения, состояния техники, типа семьи, видов коммуникаций и т.д. и т.п. Но за всем этим кажущимся хронологическим хаосом скрываются вполне определенные попытки отыскать такие 'главные повороты' в истории, за которыми бы не открывалась качественная грань между различными общественно- экономическими формациями.
Выделение Ф.Броделем и большинством других историков школы 'Анналов' периода с конца XIV и до конца XVIII -начала XIX в. и стремление доказать, что этот период представлял собой (применительно к Западной Европе) цельную многовековую структуру, определили в конечном счете общие временные рамки научных интересов всех адептов 'глобальной истории'.
Характерной особенностью исследований историков 'Анналов' в послевоенный период стало значительное расширение географии этих исследований. В орбите научных интересов оказались страны Азии, Африки, Южной Америки. Увеличилось количество работ по истории СССР и стран Восточной Европы. Труды некоторых историков (П.Шоню, Ф.Шевалье, Ф.Моро) были посвящены исследованию огромных пространств Атлантического, Тихоокеанского регионов [167]. В этом тоже была своя логика. Узкие территориальные рамки не позволяют выявить и проследить эволюцию таких, например, явлений исторической действительности, как уровни экономического развития, миграции населения, распространение основных продовольственных культур, развитие техники. На ограниченном пространстве нельзя установить многие важные зависимости, например плотность населения и уровень производства, уровень культуры и развитие техники, закономерности распространения эпидемий и т.п. В то же время изучение всех этих явлений и зависимостей должно прояснить последовательность и логику освоения человечеством географического пространства, специфику отдельных регионов, взаимодействие крупных явлений, процессов, событий. Все эти моменты можно рассматривать как логическое продолжение отказа в рамках 'Анналов' от идеи евроцентризма. Но если посмотреть на них с другой точки зрения, то можно в самом факте расширения географии научных исследований обнаружить проявление одной из самых важных тенденций развития всей французской буржуазной историографии, и прежде всего школы 'Анналов', в период 40— 60-х годов.
В 60-х годах во Франции во всех видах публикаций, начиная от научно-исследовательских и кончая школьными учебниками, была осуществлена определенная 'реинтерпретация' истории человечества. Всемирная история предстала перед читателем не как эволюционный процесс, выражающийся в последовательной смене эпох—античной, средневековой, нового и новейшего времени, что было характерным для предшествующих периодов в развитии буржуазной историографии, а в виде бесконечной вереницы встреч и взаимодействий во времени и в пространстве различных 'цивилизаций' и 'миров'. Отказавшись от масштаба не только события, но и эпохи, эта 'новая' история, повествуя о прошлом человечества, свободно обходилась без таких понятий, как становление, развитие, прогресс. Они были вытеснены всевозможными абстракциями типа 'многовековые постоянства', 'живое прошлое', 'медлительность'. Время как носитель перемен было заменено 'продолжительностью', а вместо деятельности людей на первом плане оказалась огромная неподвижная сцена с ее почти полным безразличием к тому, какие драматические действия на ней разыгрываются, да и происходят ли они вообще.
Не трудно догадаться, кто являлся вдохновителем такой 'реинтерпретации' всемирной истории. Но Ф.Бродель не пребывал в одиночестве. У него нашлось много последователей. В 1953-1956 гг. вышла в свет
