сельскохозяйственного производства. В это время население Лангедока малочисленно, оно уменьшилось после значительного роста в период XI—XIV вв. Множество необрабатываемых земель и лесные угодья составляют резерв для возможного расширения сельскохозяйственного производства. Укрепляется земельная собственность; перестраиваются, увеличиваясь, семьи, которые достигают размеров прежнего 'рода'. Снижение земельной ренты стимулирует распашку целины и введение в оборот заброшенных земель. Продукты питания дешевы; люди, хорошо питаясь, более здоровы, менее подвержены эпидемиям. Все это подготавливает новый экономический взлет.
Таков 'большой аграрный цикл' Э.Ле Руа Ладюри. В 30-х годах XVIII в. начнется новый подъем экономики, который станет уже необратимым, поскольку будет преодолено проклятие мальтузианских 'ножниц' и начнет набирать силу 'новая экономическая структура'.
Детальное знакомство с книгой 'Крестьяне Лангедока', равно как и с последующими работами Э.Ле Руа Ладюри, приводит к убеждению, что эти работы действительно являются образцовыми, но не для современного исторического исследования вообще, а лишь для такого типа исследований, в которых сознательно игнорируются основополагающие принципы историзма.
Рассмотрим сначала вопрос об историческом развитии. Реконструкция основных фаз 'большого аграрного цикла' потребовала от автора систематизации огромного фактического материала и применения самых современных методов анализа, включая электронно-вычислительную технику. В итоге эти фазы представлены как явления, близкие к объективной реальности или находящиеся на грани реального. Установление функциональной зависимости таких элементов, как население, производство, потребление, и воссоздание основных этапов изменения соотношения этих элементов - все это является необходимым условием научного анализа. Но правомерно поставить вопрос: можно ли этим ограничить историческое исследование? Основные фазы длительного аграрного цикла у Э.Ле Руа Ладюри представлены как конъюнктурные пульсации, как конвульсии, хотя и жестокие, но тем не менее все-таки поверхностные. Сколь бы существенно эти фазы ни различались между собой, в них просматриваются лишь некоторые движения, но не качественные изменения, которые, собственно, и характеризуют любое развитие.
Единомышленники Э.Ле Руа Ладюри пытаются доказать, что, воссоздав основные фазы длительного аграрного цикла, он конкретно-исторически обосновал очень важное методологическое положение, которое может сказаться на итогах дискуссии между сторонниками синхронического подхода и подхода диахронического. Это методологическое положение сводится, по мнению Ф.Фюре, к тому, что 'периодическое движение, охватывающее краткие или средние по длительности промежутки времени, т.е. то, что может быть названо событием на экономическом уровне, не обязательно противоречит теории общего равновесия. Напротив, изучение этого события может выявить различные элементы равновесия, показать, каким образом каждый из них эволюционирует в рамках целого'[96]. Ф.Фюре был бы в какой-то мере прав в своих оценках достижений Э.Ле Руа Ладюри в области теории, если бы им совместными усилиями удалось доказать, что то 'целое', в рамках которого эволюционируют различные элементы, не эволюционирует в свою очередь, а перманентно пребывает в состоянии мальтузианского равновесия. Очевидно, именно потому, что научных способов доказательства неспособности общества развиваться не существует, Э.Ле Руа Ладюри и его сторонникам пришлось строить свою концепцию стабильности на антинаучной доктрине английского священника. Двухсотлетнее наслоение пыли на этой поповщине не обескуражило ее современных почитателей. Э.Ле Руа Ладюри весьма своеобразно извлек ее на свет, объявив, что Мальтус является 'светлым теоретиком традиционных обществ', но это 'пророк прошлого; он слишком поздно появился в слишком новом для него мире'[97]. Мальтузианские проклятия, поясняет Э.Ле Руа Ладюри, властвуют в наши дни лишь над странами 'третьего мира'. Что же касается Западной Европы, здесь они начали медленно стираться уже в XVIII в., т.е. еще до того, как они были сформулированы в 1798 г.
Как же смогло французское общество вырваться из мальтузианских объятий? Э.Ле Руа Ладюри специально не рассматривает этого вопроса, но очень много внимания уделяет обоснованию неспособности общества к изменению. Вместе с тем, говоря, что в начале XVIII в. на смену прежней экономической структуре пришла новая, он вынужден констатировать, что и те пружины, которые удерживали традиционную стабильность, перестали действовать и появление новой экономической структуры обусловлено соответствующими причинами. Каковы же эти причины?
Чтобы не оставлять Э.Ле Руа Ладюри в одиночестве перед этой сложной проблемой, призовем ему в союзники тех представителей квантитативной истории, которые многократно пытались дать теоретическое обоснование качественных изменений в историческом развитии. Квантитативная история, говорит, например, Ж. Марчевский,-это история множеств, рассматриваемых в их основной и непрерывной эволюции в пределах большой продолжительности. Эта история игнорирует исключительные личности и факты. С ее помощью можно обнаружить прерывности, вызываемые качественными изменениями, но она не способна выявить их первопричину. Поэтому квантитативная история не может дать полного объяснения эволюции, которую она рассматривает. Исключительные личности и факты, основные перерывы в непрерывности являются для этой истории экзогенными вариациями, которые она должна заимствовать у 'квалитативной' (качественной) истории. И если она этого не сделала, она в итоге придет к множеству цифровых данных и к серии объяснительных набросков, внутренне связных, но почти непригодных для полного объяснения эволюции из-за отсутствия связи с истинной первопричиной любого развития в истории — появлением новых идей и неожиданных фактов [98].
Смысл высказывания Ж. Марчевского совершенно ясен: предмет квантитативной истории (а для него только она и достойна называться научной) - это тот механический мир, в котором все согласовано и в который какое бы то ни было изменение может прийти лишь извне. Таким образом, нас снова возвращают к наиболее 'традиционной' концепции истории, к той, в которой подлинными движущими силами являются идеи, герои, случайности. Такой же точки зрения на причины качественных изменений придерживается и Ф.Фюре. Задачей исторической науки, по его мнению, является реконструкция серий статистических данных частного характера по отдельным периодам и различным аспектам экономики и разработка на их основе модели общего экономического равновесия. Но эта модель, уточняет Ф. Фюре, не решает проблемы перехода от одной экономической системы к другой. 'Количественные ряды позволяют лишь идентифицировать момент перерыва постепенности, но они не объясняют его причин. Последние часто кроются в действии какого-либо внешнего фактора...'[99].
В том же русле рассматривает вопрос о причинах перехода от старой экономической структуры к новой и Э.Ле Руа Ладюри, с той лишь разницей, что, как это и свойственно конкретноисторическому исследованию, в его трактовке эта проблема приобретает менее абстрактное звучание. 'На протяжении всей книги 'Крестьяне Лангедока',-пишет Э.Ле Руа Ладюри и в особенности в той ее части, где речь идет о начале длительного экономического упадка, об этих судорогах старого общества, я пытался выявить определяющие, фактические причины этого явления. В результате воссоздания детальной хронологии по крайней мере одно соотношение с этой точки зрения представляется твердо установленным: именно
