культурой'. Не классовые антагонизмы, согласно концепции Э.Ле Руа Ладюри, лежат в основе крестьянских движений и определяют их содержание. Эти основы следует искать в климатических и биологических факторах, от которых зависит состояние агрикультуры, в технологии, определяющей собой пределы возможного в расширении производства, в демографии, в подсознательном словом, в естественных условиях, которые немедленно дают себя знать, как только 'общество вообще' перестает с ними считаться. Отсюда 'бродяжничество' Э.Ле Руа Ладюри как историка в поисках границ между 'данным' и 'творимым' от гляциологии к дендроклиматологии, от медицины к этнологии и т. д.
Рассмотренные выше такие категории, как 'большой аграрный цикл' Э.Ле Руа Ладюри и 'структура цивилизации' XIV— XVIII вв. П.Шоню, являются убедительным свидетельством, что представленное 'Анналами' направление в современной буржуазной историографии сводит все исторические изменения к колебательным, циклическим движениям в экономике и демографии, к конъюнктурным пульсациям, игнорируя их качественный характер. Последние работы по климатологии - это по существу еще одна попытка отыскать основу этих изменений не в противоречиях, присущих способу производства, а во внешних по отношению к обществу факторах. Если к этому добавить, что современная буржуазная историография нередко рассматривает и любые социальные институты, сознательную, целенаправленную деятельность людей в обществе как 'временные модальности универсальных законов, в которых заключается подсознательная деятельность рассудка'[111], то можно представить степень проникновения биологии и натурализма в гуманитарные науки.
Если теперь с учетом вышесказанного об исходных принципах и основных тенденциях, присущих квантитативной, или серийной, историографии, попытаться представить прошлое человечества, воссозданное в соответствии с этими принципами, получится довольно серая и безжизненная картина. Перед нами предстанет история раздробленная, без развития и без людей. После рассмотрения таких понятий, как предмет исторической науки, техника и методы исторического исследования, историческое развитие, в том виде, как они представлены в теории и на практике квантитативной, или серийной, историей, такой финал не будет выглядеть как некая случайность или недоразумение. Озабоченные совершенствованием методов исследования и стремлением получить знание о прошлом человечества которое бы по степени объективности, достоверности могло быть приравнено к естественнонаучным знаниям об органической и неорганической природе,, представители квантитативной историографии не учитывают специфику предмета исторической науки. В результате этого основополагающие принципы историзма приносятся ими в жертву 'квантифицируемым индикаторам отдельных элементов исторической реальности', и общество, исторический процесс, как таковые, остаются за пределами их научных интересов.
В одной из работ известного советского философа А. Ф. Лосева [112] дается убедительное обоснование невозможности изучения истории такого предмета, о котором неизвестно, что он собой представляет. Ясно, что предварительное представление о предмете неизбежно будет абстрактным; конкретным знанием оно может стать только в результате соответствующего исследования этого предмета в его историческом развитии. Тем не менее такое представление о предмете должно быть все же достаточно существенным, чтобы в процессе исторического исследования не терялся из виду сам этот предмет.
Необходимым условием успешного исторического исследования должно быть предварительное знание о том, что представляет собой общество и общественное развитие.
Давая определение таким понятиям историзма, как становление, движение и развитие, А. Ф. Лосев подчеркивает, что общественным развитие становится тогда, когда две различающиеся между собой категории объективного и субъективного сливаются в нечто единое, т.е. создается единство определенного рода противоположностей. Это единство представляет собой уже совершенно новое качество по сравнению с теми двумя противоположностями, из которых оно возникло. 'Это новое качество вовсе не есть только объект, хотя бы и органический, и вовсе не есть только субъект, хотя бы даже ощущающий и мыслящий.
Здесь все субъективное и личностное подчиняется объективной и внеличностной закономерности, а все природное уже перестает быть только чем-то вне сознания и вне человека. Эта новая ступень категории развития есть не что иное, как категория
Теоретический просчет таких историков, как Ф. Фюре, П. Шоню, Э.Ле Руа Ладюри, и других, о которых говорилось выше, заключается прежде всего в непризнании ими той истины, что общество обладает самостоятельным бытием, специфическим качеством целого. Более того, в качестве исходного принципа они провозглашают необходимость предварительного раздробления совокупной исторической реальности на множество изолированных элементов. Иными словами, теоретические посылки, на которых основываются их исторические исследования, являются ложными. Отсюда вытекает и искаженное представление ими характера исторического развития. Поборники квантитативной, или серийной, историографии не усматривают в обществе ту область, где происходит и развивается единство и борьба противоположностей объекта и субъекта. В силу этого они оказываются не в состоянии адекватно выразить развитие ни отдельных элементов, ни общества в целом. 'Целое,—пишет А.Ф.Лосев,— всегда существует только в определенном соотношении со своими частями, а его части отражают на себе свое целое. Поэтому и весь исторический и весь историко-культурный процесс... с одной стороны, может пониматься в своем соотношении с образующими его элементами, т.е. его можно понимать и как природу, и как внутреннюю жизнь личности; а с другой стороны, этот исторический процесс может рассматриваться и в своем чистом историзме, именно в той своей новой качественности, которая является новой и в отношении втянутого в этот процесс природного или органического развития, и в отношении субъекта и личности'[114].
Искаженное представление о характере исторического развития наиболее отчетливо проявилось в работах представителей квантитативной историографии в том, что они источник развития относят к числу экзогенных факторов. Усматривая основу любых общественных изменений, движений экономики и демографии в технологии, в биологических и физиологических факторах, они не учитывают, что процесс освоения человеком природы предполагает не только наличие материально-технических средств, но и определенную социальную организацию общества, которая и определяет эффективность использования этих средств, регламентирует производственную деятельность. Видимо, этим и объясняется, что во всех рассмотренных работах оказалась старательно обойденной именно та область, в которой только и возможно обнаружить реальный источник общественного развития,—производительные силы и производственные отношения.
Наконец, игнорирование специфики предмета исторической науки, каковым является общество с присущими только ему закономерностями развития, приводит к тому, что многие работы представителей квантитативной историографии страдают архаизмами. В качестве примера можно еще раз сослаться на те из них, в которых выводы об экономике Франции, скажем XVII в., делаются на основе таких категорий, как национальный доход или социально-профессиональная кодификация. Не все явления исторической реальности поддаются моделированию, не каждое историческое явление или процесс можно выразить количественно. В этой связи представляет интерес мнение П.Виларма о квантитативной, или серийной, историографии. 'Существовали,—пишет он,—объединения людей, законы воспроизводства которых и их приспособление к природе зависели от биологии. Будет еще существовать человечество (это менее очевидно, но все более постижимо), внутренняя структура которого, как и его приспособление к природе, станет результатом исчислений. В промежутке (который продлится, бесспорно, еще долго) размещается
