лодыжки. Не сколько держит, сколько панорамой любуется. Николаша полез не то шнурок от крестика убрать, не то одежду на голове поправить. И так завис там, где-то в районе женской шейки.
А тут 'берёзовая каша'. Ух как она взвилась. Хорошо хоть моя портянка у неё во рту -- убила бы акустическим ударом. Ребятки мои как-то тоже несколько расслабились -- чуть не вырвалась баба. Тут Ноготок продемонстрировал, что он отнюдь не теоретик, не палач-заочник. Сместился на шаг к голове и снова положил удар. Но не по ягодицам, а по лопаткам. Вроде бы ничего серьёзного. Просто красная полоса поперёк спины. Без всякого потяга или там проворотов кистью -- есть и такой технологический приём. Но Светана сразу воткнулась в стол и обмякла. Похоже на удар полицейской дубинки. И по месту нанесения, и по полученному результату. Лежит себе спокойно, чуть подёргивается судорожно, перхает тихонечко в своих тряпках. Вздохнуть пытается.
А Ноготок объясняет дальше. Как можно даже розгой сломать шею. Как пробиваются почки. Так что человек неделю будет ходить согнувшись и писать кровью. Или не неделю, а всю оставшуюся жизнь. Недолгую. Как обрабатываются голени. Ну, это я по Саввушке помню. Хотя 'правёж батогами' и порка розгами -- существенно разные технологии. Очень интересная техника нанесения ударов кончиком прута по двум точкам чуть ниже поясницы. Там тазобедренные кости имеют по верхнему краю такие вырезы, и в них прощупываются нервные окончания. Так вот, даже щелчок не самим прутом, а только его хвостиком, даёт мощное и долговременное воздействие. Хочешь -- будет ходить согнувшись и подвывая на каждом шаге, хочешь -- вообще ноги отнимутся. Я с этими точками по массажным делам знаком, в лечебных целях, особенно для женщин с больной спиной. А здесь... А что здесь? Здесь все поротые.
Ме-е-едленно.
Все население Руси -- многократно поротые люди. Все. Кроме сирот. Эти -- битые.
То есть, читаешь о деяниях Владимира Святого и вспоминаешь: 'был многократно порот розгами за неуважительность'. Или там житие какой-нибудь блаженной Евдокии -- княжны-инокини из Полоцкой ветви рюриковичей, и помни: 'порота розгами по воскресным дням благочестия ради'. А воспитанный человек после порки, кривясь от боли в полосатой спине, низко кланяется, благодарит, ручку с плёткой целует. Мономах, к примеру, очень благостен был. Обязательно давал к ручке приложиться. Сыну своему Мстиславу, позднее прозванному Великим.
Аналогичный обычай был у амазонских индейцев во времена существования там государства иезуитов. Выпороли -- поблагодари и облобызай.
Получается, что мы народ садистов-мазохистов. Нельзя тысячу лет что-то делать и не научиться получать от этого удовольствие. Иначе - массовое сумасшествие. И для тех 'кто делает', и для тех 'кого делают'. И ты, Ванюха, собирался весь этот мир принять как свой? Рассосаться и ассимилироваться? В этом во всем? Возлюбить и слиться?
Чудны дела твои, господи. А дела людей твоих -- еще чуднее.
Потом Ноготок продемонстрировал пару ударов чисто воспитательного свойства. Один - просто по ляжкам. А вот второй -- в место соединения ягодиц и бёдер. Там такой... интересный рельеф. И традиционно нежная кожа. Пример очень эффективным оказался. Светана снова вскинулась, дёрнулась и... описалась. Прямо на столе.
Я уж думал командовать 'отбой', но Ноготок исполнил еще два 'кусочка берёзовой каши' - на пару пальцев выше и ниже от этого 'палкотворного источника'. И объяснил:
-- Теперь не присядет. Пару дней. Потом -- повторить. Раза три-четыре.
-- Зачем?
-- Для памяти. Одно дело -- наказание, другое -- поучение. Наказание -- во след, поучение -- наперёд.
Сухомлинские средневековые. Песталоцци свято-русские. Хотя... надо бы глянуть в 'Поучение' Мономаха. Там вроде бы тоже что-то есть. Что-то такое... кнутобойно-педагогическое. Или не у Мономаха, а в 'Изборнике'? А, вспомнил:
'Казни сына своего от юности его, и покоит тя на старость твою и даст красоту души твоей; и не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет. Ты бо, бия его по телу, а душу его избавляеши от смерти... Любя же сына своего, учащай ему раны, да последи о нем возвеселишися, казни сына своего измлада и порадуешься о нем в мужестве... Не смейся к нему, игры творя: в мале бо ся ослабиши - велице поболиши [пострадаешь] скорбя... И не дашь ему власти во юности, но сокруши ему ребра, донележе растет, и, ожесточав, не повинет ти ся и будет ти досажени, и болезнь души, и тщета домови, погибель имению, и укоризна от сусед, и посмех пред враги, пред властию платеж, и досада зла'.
Хорошо сказано: 'сокруши ему ребра', а то будет 'досада зла' и 'пред властию платеж'.
Но детей в этом педагогическом пособии рекомендовано бить не розгой, а 'жезлом'. Это дубье какое-то? Или какая-то железяка? Ладно, своих детей у меня тут пока нет. Разве что Ольбега? 'и не ослабляй, бия младенца'. Как-то не хочется. Пусть уж Аким сам внука своего этим дубьём...
Разные люди разное важнейшим в делах моих полагают. Иным милее всего победы воинские. Поражения врагов наших, пределы Русской земли раздвинутые. Другие более мирными делам моим радуются -- новым городам поставленным, путям проторенным. Иные славословят за церкви православной укрепление и устроение.
Однако сие все не мною сотворено, но по слову моему. Сотворено людьми моими. Мною собранными, обученными, на дела сии поднятыми. А были бы не обучены, то и слова мои шумом пустым остались бы.
Как людей учить -- сие забота велика есть. Дитя поротое, битое хоть розгой, хоть рукой -- честным мужем стать не может. Поступая в делах своих от страха наказания телесного, может ли сей отрок юный понять страх от совести своей? Дух честной не растёт из задницы, плетью полосованной. Честь в душу не вбивать надобно, уподобляя её затычке в бочке, а выращивать, подобно дереву из семени. Добрые 'садовники' надобны.
Вот и полагаю я, что главное дело моё -- что сыскал таких 'садовников', что дал им 'делянки', что сумел 'сады' эти сберечь и приумножить. А не было бы сего -- и все остальное не случилось бы.
Только вытащил у Светаны из зубов свою портянку -- вся промокла от слюней, теперь сушить надо -- как пошёл текст с подвыванием.
-- Чарджи, миленький, помоги подняться.
Мда. Надумала овечка у волка сочувствия просить. А холопка -- у инала. Чарджи ласково улыбнулся, погладил её по лицу и сообщил;
-- Жрать давай, дура. Быстро. А то я еще добавлю.
Все. Нет сочувствия -- незачем плакаться. Тут еще и Николашка открытой ладонью по ягодичкам хлопнул. По раскрасневшимся в полоску. Баба, умываясь слезами и взвизгивая при каждом движении, слетела со стола как ракета. Вся одежда мгновенно упала по фигуре. Побежала. Скособоченная. Простоявший все это время в дверях с заинтересованно-доброжелательным видом Хотен, ущипнул пробегавшую мимо бабу за задницу. Она снова взвыла, а он попался мне на глаза. Ну-ка иди сюда, кухарь- медосборщик. Представитель древнейшей профессии. Но не женской.
А что еще имеет место быть 'в краю моем'?
Команда: 'фильтруй базар', когда 'базар' исполняется Хотеном, требует полного напряжения сил и постоянного внимания. Пока мои ребята выносили под дождь 'подписанный' Светаной стол -- ну не завтракать же в таком интерьере? - Хотен сообщил свою 'сводку Информбюро'. Таки да -- я многое пропустил.
