не давало мне никакой ценной информации, достойной внимания имперского главнокомандующего.
Я облегчённо вздохнул, но с другой стороны я явственно осознал, что такая ситуация сложилась не случайно. Мне не доверяли, и, если я в течение тарса не смог завоевать к себе доверие, то кто гарантирует, что это не будет продолжаться вечно?
Виктор тем временем продолжил:
– Думаю, ты сам не до конца понимаешь, что же произошло там на самом деле. От тебя могли ускользнуть кое-какие важные факторы, которые ты мог просто не понять или упустить.
Ну что ж, не очень лестно, но, по крайней мере, такой оборот освободил бы меня от дополнительных сложностей. У меня появилась надежда на скорое завершение тяжёлой и неприятной дискуссии. Под его пристальным взглядом я опустил голову и скромно промолчал. Виктор выдержал паузу, чтобы убедиться в отсутствии запоздалых возражений или, может, чтобы вдоволь насладиться тем, что я фактически согласился с собственной некомпетентностью.
Я уже начал гадать, как долго мне ещё придётся рассматривать ковровое покрытие на полу, когда неожиданно услышал новый вопрос.
– Почему Ив усиленно заступался за тебя, когда его расспрашивали о твоих действиях?
Меня удивила лёгкая ирония в его голосе, и я невольно вскинул голову, в поисках подтверждения насмешки в выражении его лица.
– Ты особым образом убедил его, сделав внушение? – теперь уже с явной ухмылкой поинтересовался он.
Я растерялся. Прежде я никогда не применял психического воздействия, и вообще не считал такие действия приемлемыми. К тому же, официально внушение разрешалось практиковать только на противнике, и потому вопрос Виктора носил исключительно провокационный характер. Только какой в этом смысл? Почему это должно меня задевать?
– Я считаю, что дружеское сотрудничество можно наладить и без подобного внушения, – наконец проговорил я, внимательно всматриваясь в его лицо в поисках разгадки столь странного упрёка.
Виктор пренебрежительно дёрнул щекой, но выдал следующую фразу уже без всякой насмешки, просто строгим тоном.
– Лучше бы ты проявлял столько же рвения к работе здесь, на Рэдоне.
Вот оно что. Ему не нравилось, что я смог так быстро сработаться с Ивом, вызвав его доверие и заработав дружелюбие, в то время как на Рэдоне я всё ещё чувствовал себя не в своей тарелке. Однако если Белвердану так не нравилась моя пассивность и медленная социализация среди рэдонцев, то ему надо было искать причины в его личном отношении ко мне. Я недовольно поджал губы и начал перечислять в голове все препятствия, которые создавал мне Виктор с начала моей службы. Я вовремя остановился, заметив, что нервно тереблю ручку кресла. Хорошо, что я не настолько потерял концентрацию, чтобы снять с себя ментальную защиту и выдать свои эмоции.
Из кабинета я вышел взмокший и злой. Приведя мысли в порядок, я вспомнил, что хотел сделать по возвращении на Рэдон, но отложил из-за срочного визита к Виктору. Я жаждал познакомиться со всеми архивными рапортами рэдонцев, которые возникли вследствие аналогичных столкновений с Дрэмором.
Как выяснилось из отчётов, многие бенайты успели побывать в руках у имперцев, и, как правило, Дрэмор старался лично побеседовать с каждым из них. Возможно, он руководствовался принципом, что врага нужно знать в лицо, либо хотел иметь как можно более детальное представление о Рэдоне. От подобных сеансов общения у рэдонцев оставались более чем просто неприятные воспоминания, учитывая, что Дрэмор применял свою излюбленную тактику психического воздействия. Таким образом, он мог вытягивать из них всё, что хотел, и никакие ментальные барьеры не были для него преградой. В конце концов, хайдонцев, конечно же, возвращали: либо в обмен на имперских пленных, либо находя какую- нибудь другую основу для взаимной выгоды. Однако, похоже, полученного опыта было достаточно, чтобы фигура Дрэмора обросла множеством устрашающих слухов.
Спустя пару дней, о моём случае знали уже почти все рэдонцы, и это вопреки тому, что я старался не привлекать к инциденту лишнего внимания. То, что я не узнал главнокомандующего Империи, стало поводом для насмешек, и все охотно поверили, что именно нелепость моих действий стала причиной успешного исхода. С другой стороны, как ни странно, после этих событий я перестал замечать то лёгкое пренебрежение к своей персоне, которое я наблюдал ранее. Казалось бы, что я выставил себя на посмешище, но в то же время я как будто бы прошёл боевое крещение в глазах своих коллег.
В целом я понимал, что мне катастрофически не хватает опыта, и не только в понимании общей обстановки, но и элементарно в ведении боя на мечах. Очевидно, что на Эбруне я не уделял этой стороне должного внимания, и мне было необходимо компенсировать прогалы в своём обучении, проводя как можно больше времени в центре подготовки, чем я и занимался активно весь последний тарс.
На Рэдоне культивировалось постоянное стремление развивать боевые навыки, потому последние несколько месяцев я занимался в обществе других бенайтов, тоже регулярно посещавших тренировочный блок. Это было большой удачей для меня, поскольку давало шанс подтянуться до их уровня. Принимая участие в совместных поединках и тренировках, я смог перенять новые приёмы и отточить старые. В соответствии со сложившимися устоями, рэдонцы старались вести поединки со всеми по очереди, избегая привыкания к одному конкретному противнику, чтобы максимально разнообразить опыт.
Я успел попрактиковаться с большей частью рэдонцев, перед тем как в первый раз столкнулся с Брэндом. В тот день я освободился для занятий поздно, когда почти все успели разойтись. Как оказалось, сын Виктора частенько приходил в зал именно в это время и довольствовался скупой компанией. Впрочем, я слышал от Зеба, что рыжий считался чуть ли не самым сильным противником.
Несмотря на наши натянутые отношения, Брэнд не стал ломать традиции и отказываться от поединка. Правда, заводить дружескую беседу он не стал тоже. Оставшись одни, мы механически готовились к бою, не проронив ни единого слова.
Я незаметно наблюдал за его уверенными движениями, когда он потянулся за тренировочным мечом и принялся разминать руки и плечи.
Поначалу он держался несколько напряжённо, а я в свою очередь пропустил пару простых ударов. Однако уже через несколько минут поединок стал набирать обороты, и мы оба вошли в раж.
Обычно, для бенайта дуэль на мечах – это предугадывание действий противника на обострённом плане восприятия. В идеальном случае, бенайт уже заранее знает, в какой точке в следующую секунду будет находиться меч нападающего. И это не холодный расчёт, а скорее физическое ощущение. Таким образом, можно легко обойти препятствие, действуя исключительно на подсознательном уровне. На практике, когда оба дерущихся – бенайты, всё получается сложнее. В ситуации, когда двое могут предугадывать удары, обычно лидирует тот, кому удаётся наибольшая концентрация. В случае с Дрэмором, он с легкостью мог нарушить концентрацию противника психической атакой, не оставляя шансов на победу. Тренировки нужны для того, чтобы поддерживать своё восприятие на нужном уровне и научиться улавливать малейшие колебания в эмоциональном фоне противника. Техника владения мечом, соответственно, нужна для молниеносной реакции на эти колебания в максимально быстрой и эффективной форме.
Поединок с Брэндом начал принимать для меня необычный характер. Мы оба моментально предугадывали выпады другого, и никто из нас не мог получить преимущества в восприятии. В итоге, техника ударов начинала играть большую роль, чем обычно, а в этом Брэнд, действительно, превосходил остальных. Соответственно, мне приходилось больше защищаться, чем нападать, но когда он в очередной раз делал попытку взять концентрацией, шансы у нас снова уравнивались. Под конец мы оба вымотались до предела, но душевный подъём и азарт были налицо.
Как только мы убрали мечи, Брэнд с громким выдохом уселся на мягкий пол, скрестив ноги, и стал утираться полотенцем. Я тоже рухнул без сил, пытаясь восстановить дыхание. В ушах гудело, и только со второго раза я понял, что он что-то спрашивает. Посмотрев на него, до меня, наконец, дошёл смысл его вопроса.
– Как тебе удалось так быстро предугадывать мои выпады? – повторил он, всматриваясь в моё лицо.
Я задумчиво пожал плечами.
– Не знаю, – признался я, – обычно у меня это не получалось так естественно.
