честно.
Глеб посмотрел сначала на Юльку, потом на Пальму. А потом на меня. А вернее, на то самое место между Пальмой и Юлькой, где сейчас стоял я. Я помахал ему рукой и слабо улыбнулся. А он обернулся на фотографию, а потом вышел из коридора в кухню и шарахнул кулаком по стене. Я не видел ничего этого, но слышал очень хорошо и легко догадался. Я снова потянул Пальму за рукав. Он посмотрел на меня как-то непонятно. Я не разобрал, злился он или расстроился.
— Господи! — взмолился Пальма, когда мы вышли. — Я чуть не умер! Март, я не умею такие слова говорить! Понимаешь, не умею говорить, что мне жаль! Это все как-то глупо! Не может же быть, что мы приходили только сказать, что нам жаль! Черт возьми, ты… Ты бы думал хоть чуть-чуть!
— Я думал, — признался я, чуть не плача. — Я думал! Я не мог тебе дать сказать как есть, понимаешь? Они не поверят. И не надо. Это просто… Бесчеловечно.
— А человечно заставлять меня говорить, что мне очень жаль? Да?
— Ну я же сказал, скажи про кладбище!
— Да? — возмутился мальчик. — А вот знаешь, я туда не горю желанием ехать. В отличие от тебя. Я не могу, я просто не могу туда ехать с твоими родителями! Ты… неужели не понимаешь? Эт еще хуже, чем говорить, что я сожалею! Господи, это самое глупое слово на свете!
— Прости, — сказал я. — Прости, я не сообразил. Ну пойми ты меня, я разволновался и не сообразил. Не злись…
— Да я не злюсь, — остыл Пальма. — Совсем нет. Мне твоих родителей жалко…
Мне тоже.
А где выход?
Где?
— Что теперь делать? — задала Юлька вполне законный вопрос, когда мы подошли к нашему подъезду.
— Я струсил, — продолжил терзаться я.
— И хорошо. А то правда, люди, чего мы… — согласился Пальма. — Мы бы только хуже сделали.
— Так мы не поможем папе? — спросила Наташка. График снова выронил мяч. Я поднял его.
— Я не знаю, как… Я не могу.
Больше всего я сейчас хотел проснуться. Чтобы ничего этого не было. Чтобы ребята не смотрели на меня так, а я не мучался в поисках верного решения. Которого нет. Нет, и я не найду его.
Потому что я не знаю, как помочь. Оказывается, я могу далеко не все.
— А может, денег ему дать? — глупо предложил я. — Он откупится…
— У кого откупится? У твоих родителей, да?
Я всхлипнул.
— Юлька… Ну не знаю я, что делать.
— А может, записку напишешь? Письмо? Мы его в твой почтовый ящик бросим. Это все-таки лучше, чем если об этом скажем мы с Пальмой.
Я задумался. Ну что, что, что мне делать? Может, правда написать привет с того света? Бросить его в ящик. Хорошо, если почту будет забирать Глеб. Он точно прочитает. А если отчим? Вдруг он не станет разбираться до кона и выбросит письмо? А еще хуже, если первая письмо прочитает мама. Вдруг ей нельзя читать такие письма. А мне моя мама дороже шофера, как ни крути, а дороже.
Но что тогда делать?
— Пошли, — сказал я. — Напишем…
Герасимов зашел в лифт и нажал кнопку пятого этажа. Кабинка поехала вверх. Потом двери разъехались, и он вышел. Позвонил в дверь ядовито-зеленого цвета. Он терпеть не мог эту обивку и все время уговаривал брата ее сменить.
— Привет, — сказал он, когда дверь распахнулась. — Чего случилось?
— Заходи. Такая фигня, вообще. Я, кажется, спятил.
— Да? А что такое? Только не говори, что видел привидение, — усмехнулся Герасимов. — Не поверю…
— Почти, — признался молодой парень. — Он у меня собаку спер. Только я его как раз таки и не видел. Веришь?!
Герасимов внимательно посмотрел на брата.
— Не веришь?! Ну, конечно, не веришь… Только это правда! Но это еще не все! Сегодня в новостях про сберкассу говорили. Кто-то обчистил весь банк. Унес все деньги из сейфа! Прикинь?! Леха, я с ума схожу, наверное! Я правда видел! У меня кто-то украл собаку! А кто-то кассу взял! А вдруг это один кто-то? Может такое быть? Я же не сумасшедший, я же видел!
Лешка жалостливо посмотрел на брата, точно на безнадежно больного.
— Откуда у тебя собака, Женька? Ты точно спятил. Ты только для этого меня звал? Обратись лучше к психиатру.
— Да нет, была у меня собака! Правда, не моя. Мне ее соседи отдали недавно. Они уехали на дачу, а мне велели присмотреть. Уже неделю. Я серьезно говорю! А два дня назад у меня кто-то ее спер! Притом, что дверь никто не открывал, и вообще — собака лежала рядом с креслом… Леха, я серьезно говорю. А потом кто-то точно таким же образом берет сберкассу. Я не спятил, тут логика, понимаешь?!
Герасимов хмыкнул. А потом задумался и изменился в лице.
— Не веришь, да? Ты поверь, правда видел. Я бы тебе поверил!
— Сомневаюсь. Но я тебе верю. Ты вряд ли врешь. Но откуда он узнал про тебя? Не понимаю. И почему не пошел ко мне?
— Ты о ком? — осторожно спросил парень.
— О Коте. Это он играется, больше некому. Вот мститель нашелся.
— Да какой кот! Ты меня вообще за дурака держишь, да?
Герасимов покачал головой.
— Нет. Хотя надо бы. Значит, он уже замахивается на сберкассы. Силен.
— Да о каком коте ты говоришь?
— О Марте. Помнишь, я тебе говорил? Та самая птичка, которая никак не гнется.
— А, этот придурок? Да ладно, ты что, у него кишка тонка сейфы чистить.
Герасимов усмехнулся.
— Его машина сбила в пятницу. Если следовать твоей, как ты говоришь, логике — вывод один. Не совсем, кстати логичный. Даже аморальный.
— Ты что, хочешь сказать…
— Представь себе.
— Так это он спер у меня собаку? Вот сука…
Лешка задумчиво молчал.
— Значит, Топольков… — пробормотал он.
— Чего? Какой Топольков?
— Пальмиро… Кажется, Пальмой его звать. Интересно…
— Я вообще ничего не понимаю! Так Топольков или Кот?!
— Что — Топольков или Кот?
— Кто украл у меня собаку?
— Наверняка Кот. Если она у тебя вообще была.
— Да была, была!!! Я найду этого ублюдка! Где он живет?
Герасимов постучал по лбу.
— На кладбище, под землей. Я тебе сказал, он коньки отбросил. Он призрак.
— Ну и как мне его достать?
— Его — никак.
— Не понял…
