— Вы от кого-то бежите. От кого? — Женщина дернулась, как от удара, и беззвучно зашевелила губами. — Ну же, мисс Уильямс! От кого вы спасаетесь бегством?
Женщина подняла голову, и Мик пожалел о том, что задал этот вопрос, да еще таким прокурорским тоном: никогда прежде он не видел такого затравленного и безжизненного лица, а ведь перед ним сидела еще молодая женщина, и он помнил, что совсем не такой она была, когда он увидел ее впервые…
Судорожно набрав в легкие воздуха, срывающимся голосом Фэйт Уильямс ответила, словно выдохнув из себя остатки разодранной в клочья души:
— От бывшего мужа. Я убегаю от бывшего мужа…
Глава 2
Вообще-то следовало много чего еще выяснить, но у Мика не хватило духу продолжить свои расспросы. Вместо этого он проводил Фэйт в спальню для гостей, где и оставил вместе с ее чемоданами, парой свежих полотенец и советом одеться потеплее, прежде чем спуститься к ужину. Сам он наспех переоделся в поношенные джинсы, красную фланелевую рубашку, подбросил дров в печь, сложенную в коридоре между гостиной и столовой, и после этого занялся ужином. Предстояло разделить на двоих бифштекс, рассчитанный по большому счету на него одного, но тут Мик проявил щедрость, выделив гостье большую его часть.
То обстоятельство, что она бежала от мужа — бывшего мужа, если быть точнее, рождало целый ряд вопросов, но, вновь представив севе выражение ее лица, он усомнился, что сможет сейчас получить ответ хоть на один из них, а потому решил отложить беседу.
Подкладывая в печь дрова, Мик вспомнил, какой была Фэйт в то незапамятное время. Казалось, ее ждет безоблачное безмятежное будущее, по крайней мере, ему хотелось тогда в это верить… И вот, кого он видит перед собой теперь! Что же могло случиться?..
Ладно, не стоит раньше времени ломать себе голову. Немного терпения, и разгадка сама упадет ему в руки — так всегда бывало раньше, так будет и на сей раз. Чему быть, того не миновать, и хочет он того или нет, он уже влип в очередную историю.
Конечно, еще оставался шанс, что она вернется в свой Техас, и все ее проблемы разрешатся без его участия. Но она не вернется обратно. Мик это нутром чувствовал. Фэйт Уильямс останется здесь, а с ней — и все ее проблемы. И при этом у него не было никакой возможности увильнуть. Во-первых, он видит ее не в первый раз, хоть сама она его не помнит. Во-вторых, она на сносях и совершенно одинока. Ты уже связан по рукам и ногам, Мик Пэриш, сказал он сам себе. Он смачно выругался, и короткое хлесткое словечко громом раскатилось в тишине кухни.
В жилах Мика Пэриша бежала кровь шаманов. В детстве отец редко брал его на колени, но пару таких случаев Мик, а точнее Миках, как звали его в детстве, мог бы припомнить. Время от времени на Эймори Пэриша находил родительский зуд, и однажды в приливе отцовских чувств он поведал мальчику о его матери. Та была знахаркой из племени чероки. И дед Мика был знахарем и колдуном, чье имя индейцы произносили не иначе как с благоговением и трепетом. Самого Эймори Пэриша не волновала вся эта ерунда, и всякую магию он считал игрой болезненного воображения, но все же он счел своим долгом сообщить мальчишке, что его индейские предки были важными персонами, а не дерьмом собачьим, как порой уверяли Мика окружающие.
Для мальчишки, бросавшегося на каждого, кто называл его грязным индейцем, и заполнявшего одиночество чтением легенд о короле Артуре и романов Вальтера Скотта — ночью, под одеялом, при свете фонарика, — для этого мальчишки пара скупых фраз о его предках по материнской линии оказалась просто бесценной — он окончательно убедился, что не похож на других.
Ощущение избранности вызревало в нем исподволь, от случая к случаю, когда он вдруг с изумлением обнаруживал, что его интуиция иногда способна выйти за рамки обыденного правдоподобия. Он никому не рассказывал о своих наблюдениях и знал, что до конца жизни никому об этом не расскажет, настолько невероятными казались ему самому эти его способности.
И вот сейчас интуиция подсказывала Мику Пэришу, что он летит в пропасть, прежней его устоявшейся жизни приходит конец и что все отныне будет не так, как раньше.
Овощи и картофельное пюре быстрого приготовления уже стояли на столе, а Мик доставал бифштекс из гриля, когда на кухню вернулась Фэйт. Точнее говоря, она робко застыла в дверях, словно колебалась — стоит ли переступать порог и вторгаться на чужую территорию.
— Берите стул и садитесь, — небрежно бросил ей Мик. — Ужин готов.
— Могу я… могу я чем-то помочь?
— Нет, уже все готово.
Не сдержавшись от искушения, Мик взглянул на гостью и в глазах ее различил страх, настолько, по- видимому, застарелый, что вошел в привычку. А еще она показалась ему невероятно хрупкой и беззащитной. Видимо, как ни била жизнь эту женщину, она так и не научилась прятаться за броней бесчувствия и равнодушия к невзгодам.
Фэйт тем временем оглядела стол и подумала: сразу видно, что он накрыт мужчиной: вилки, ложки, ножи свалены в одну кучу; в центре стола — ролик с бумажным полотенцем вместо салфеток; пюре прямо в кастрюле, хотя брокколи уже выложены на тарелки. Уголки ее губ невольно приподнялись. Интересно, когда в последний раз на стол здесь накрывала женщина?..
Как ни слаб был отсвет улыбки на лице гостьи, Мик его уловил и неожиданно для себя вдруг осознал, что перед ним сидит женщина, и не просто женщина, а нежное, теплое, благоухающее создание, причем выступающий под длинным голубым свитером живот лишь подчеркивает женственность его владелицы. Женственность и соблазнительность.
Резко повернувшись к холодильнику, Мик вытащил оттуда пакет с молоком. Ему, как всегда по вечерам, — пиво, а ей, чтобы она там ни говорила, — молоко. При всей неясности ситуации, в которой эта женщина находилась, очевидным было одно: она рада своей беременности и ждет не дождется рождения будущего ребенка, а значит, думает о его благополучии.
— Спасибо, — сказала она, когда Мик поставил на стол перед ней стакан молока. Тронутая его заботливостью, она подняла глаза и попыталась улыбнуться. Голубые глаза встретились с его черными, и техасский полдень утонул в бархатной черноте вайомингской ночи.
Мик, моргнув, отвел взгляд. Ему вдруг показалось, что он только что взглянул в лицо судьбе. Хватит суеверий и мистики, сказал он себе, пододвинул стул, сел и все свое внимание переключил на ужин.
— Это слишком большой кусок для меня, — запротестовала Фэйт, когда Мик собрался положить ей бифштекс. — Я просто не смогу…
— Вы сейчас должны есть за двоих, прервал ее Мик.
— Да, возможно, — неуверенно согласилась она, — но один из нас весит от силы два фунта.
Мик окинул ее быстрым взглядом и скептически хмыкнул. Собственно, улыбки не получилось, просто слегка приподнялись краешки губ, Фэйт заметила эту перемену в его лице, и холодный комок страха в ее душе куда-то исчез.
— Но этот второй растет с каждым днем, — возразил Мик.
— Оба мы растем на глазах, — печально вздохнула Фэйт. — Однако все же не настолько быстро, чтобы осилить этот бифштекс.
Губы Мика растянулись в улыбке. Как ни мимолетна была эта улыбка, лицо его разительно преобразилось. Фэйт с изумлением осознала, что Мик Пэриш вовсе не страшный. Помощник шерифа между тем положил бифштекс ей на тарелку.
— Отрежьте, сколько считаете нужным, — грубовато сказал он.
Ощущая на себе его внимательный взгляд, Фэйт дрожащими руками отрезала небольшой кусочек мяса. Если он и дальше будет на меня так смотреть, я и этого не съем, вновь со страхом подумала она.
Дело, однако, на этот раз было не в ней, а в ее ребенке. Мик Пэриш вообще с трепетом относился к жизни. Чувство довольно странное для профессионального военного, но, если но характеру работы постоянно видишь, сколь дешево она стоит, не так уж трудно начать ценить жизнь, — хотя бы из чувства
