Он щелкнул языком и облизал губы.
— Ах! О! Ах! Превосходное вино! Сладко почти, как поцелуй. Как глупо… так долго… сорок лет… более… не пить! О, я наверстаю!.. Да, вино действительно как огонь. Но… тяжело! Теперь… Ильдихо! Иди! Иди скорее!.. Садись ко мне! Нет? Все еще нет?
Широко раскрыв глаза, слушала девушка его несвязные речи.
— О, довольно! Не смотри так! Я не могу видеть этого взора! Я закрою глаза… Они закрываются сами. Сон? Да, короткий сон… полный сладких сновидений!.. Когда я проснусь… сперва еще вина… а потом…
Тяжело дыша, он упал навзничь. Голова свесилась с постели. Он храпел. Лицо стало темно- багровым. Рот был широко открыт.
Ильдихо подошла к самой постели.
— О, Фригга! Благодарю тебя! Теперь только оружия! — шептала она, хватаясь за свои волосы.
Вдруг ее роскошные косы расплелись и сами собой упали ей в руки.
Снаружи, у двери спальни лежало шестеро гуннов. Кругом все было тихо. Только раз одному из них показалось, будто кто-то кричит и зовет на помощь. Он встал, послушал у двери и посмотрел в замочную скважину.
— Вы ничего не слышали? — спросил он остальных. — Я слышал крик, как будто кого-то душат, и он зовет на помощь.
— Нет, ничего, — сказал один.
— Нет, ничего, — засмеялся другой.
— Будет тебе подсматривать, — сказал он, потянув его за плащ.
— Там темно, ничего не видно, — сказал первый, опускаясь на пол, — лампада догорела…
Короткая летняя ночь прошла. Звезды погасли. На зарумянившемся востоке показалось солнце. Оно взошло во всем своем блеске и красоте. Наступило ясное утро. Настал и полдень. А в брачной комнате все было тихо. Дверь не отворялась.
Глава IV
У двери вместе с другими стражами сидел Хельхал. Он с нетерпением ждал выхода господина. В течение ночи и утром получено было несколько важных донесений. Со всех сторон приходили известия о сношениях и собраниях германских князей. Нужно было немедленно принять решительные меры. Он уже несколько раз вставал, прислушиваясь у двери, но в опочивальне все было тихо по-прежнему.
— Неужели они так долго спят, — думал он. — Едва ли!
С беспокойством вспомнил он о большой кружке с вином, которого уже давно не пил его господин…
Вдруг ко дворцу подскакал всадник, покрытый пылью с ног до головы. Загнанная лошадь его тут же пала. Он вошел в приемную залу. В руках у него было письмо.
— Мы отняли это письмо у одного гепида, — сказал он, едва переводя дух. — Он был послан Ардарихом к тюрингам. Нам пришлось изрубить гепида в куски, прежде чем он его отдал.
Хельхал перерезал шнурки, пробежал письмо и затем, подойдя к двери, изо всех сил постучал в нее рукояткой меча.
— Пусть это стоит мне головы, — воскликнул он. — Вставай, Аттила, вставай! Теперь не время спать! Не время пить и целоваться. Отвори дверь, господин! Прочти! Возмущение! Открытое сопротивление Ардариха! Он стоит здесь, по близости со всем своим войском! Шваб Гервальт бежал к нему! Германцы восстали!
Ответа не было.
— Так я отворю сам, несмотря на твой гнев, — воскликнул верный слуга.
Он достал из кармана ключ и отпер дверь. Но она не отворялась. Напрасно он толкал ее руками и коленями. Она была заперта изнутри задвижкой.
Робко, с любопытством выглядывали из-за него стражи.
— Прочь с вашим любопытством! — закричал на них Хельхал. И они, как собаки, поджав хвосты, попятились назад.
— Аттила! Ильдихо! Отворите же! Важные известия! Германцы восстали!
Тут он услышал, как тяжелая задвижка медленно, с трудом отодвигалась.
Дверь отворилась сама. Он поспешно вошел, захлопнув ее за собой.
Ильдихо стояла перед ним, гордо выпрямившись, бледная как полотно.
Несмотря на яркий свет полуденного солнца, в комнате царил полумрак. Лампада давно уже потухла. Занавесы на отверстиях, сделанных в крыше, были закрыты.
Хельхал ощупью ходил по комнате, с трудом различая предметы. Прежде всего он заметил валявшуюся на медвежьей шкуре золотую кружку… Потом подошел он к постели. На ней, опрокинувшись навзничь, недвижимо лежал повелитель.
Он, по-видимому, крепко спал. Но что показалось странным Хельхалу, так это то, что лицо его почти сплошь было закрыто пурпуровым покрывалом. Видно было только широко разинутый рот.
— Он спит? — тихо спросил старик Ильдихо.
Та ничего не ответила, продолжая неподвижно стоять на том же месте.
Старик подошел еще ближе. Когда он снял с его лица покрывало, то в ужасе закричал.
Широко открытые, выступившие из орбит глаза с налитыми кровью белками неподвижно были устремлены на него. Черты лица были искажены. Все лицо припухло и побагровело. Подбородок, шея и белая шелковая рубашка были залиты кровью.
Но Хельхал не хотел верить своим глазам.
— Господин! — кричал он, тряся его за руку. Но рука бессильно опускалась.
— Господин! — Он с трудом приподнял его тяжелое туловище. Тело еще не успело остыть. — Аттила! Проснись! Ведь ты спишь!
— Нет! — сказала девушка твердо и спокойно. — Он мертв.
— Мертв? — диким голосом закричал старик. — Нет, нет! — И в ужасе отскочил назад.
Приподнятое тело, как пласт, рухнуло на постель.
— Он мертв? В самом деле мертв? О горе! Да, я вижу, кровь. Излияние крови… Это и раньше с ним бывало… О, это вино!
— Нет, не вино… Я его задушила. Он, напившись вина, заснул. Потом проснулся. Он хотел… принудить. Тогда я заперла дверь, чтобы никто не мог прийти к нему на помощь, и задушила его своими волосами.
— Убит женщиной! — завопил старик. В отчаянии он рвал себе волосы. — Молчи, несчастная! Проклятая! Если только гунны это узнают! Отчаянию их не будет границ! О, великий Аттила, ты пал от руки женщины! И теперь твой дух навеки обречен пресмыкаться в образе червя!
В диком отчаянии бросился старик на колени перед трупом, покрывая поцелуями его лоб и руки.
Ильдихо внимательно слушала его. Ей хорошо было известно верование гуннов в переселение душ, и потому смысл его слов был ей вполне понятен.
— Да правда ли это? — жалобно спрашивал он. Ему не хотелось верить, что Аттила умер такой смертью.
— Неужели ты думаешь, что Ильдихо может лгать? Да, мне нелегко было прикоснуться к этому отвратительному чудовищу. Но я с ним скоро справилась: опьянение сделало его почти беззащитным.
— Да, это правда! — с горестью воскликнул старик. — В его зубах еще осталась прядь желтых волос. О, это ужасно! — Он взял большой ковер и закрыл им лицо мертвеца. — Я не могу смотреть на него… Но погоди ты, убийца! Теперь праздник, и ты проживешь еще три дня, а на четвертый умрешь вместе со своими ужасной смертью.
Позвав стражей, он передал им пленницу, с приказанием заключить ее отдельно от других в
