— Собственно, ничего. Я привык предоставлять событиям развиваться самим по себе.
— Гм, — произнесла Рита через некоторое время, — относитесь ли вы так же и к тем вещам, которые мы можем понять рассудком? Я имею в виду некоторые сверхъестественные события, если вы хотите такую осторожную формулировку.
— Именно это.
— Но вы знаете, что такие вещи существуют.
— На них я специализируюсь.
— Дора, наверное, это знала, Джон.
Разговор увядал на глазах. Несмотря на то, что паром беспорядочно кидало и качало, я заснул, как бы провалившись в какую-то бездонную яму. Я забыл и волны, и корабль, и эту длинную ночь.
Неожиданно все вернулось, потому что кто-то задвигался рядом и прижался ко мне. Я вновь выплыл из глубины своего сна, открыл глаза и увидел над собой лицо моей соседки.
— В чем дело, Рита?
— Мне холодно.
Я совсем проснулся, в горле у меня пересохло. Я провел рукой по ее коже.
— Неудивительно, что тебе холодно, когда на тебе так мало надето.
И вскоре мы начали раскачиваться вместе, подлаживаясь под ритм движения корабля. Можно же себя время от времени почувствовать человеком?
В Лондоне тоже была ночь. Стояла темнота, ветер немного усилился. Он поднимал в воздух тучи снежинок, пронося их над гигантским городом, над Темзой. Ночью это никому не мешало, и могло стать помехой лишь для тех, кто в это время по делам службы был в пути.
«Мы работаем в любую погоду» — вот идеальный рекламный девиз для Скотланд-Ярда. Работа действительно велась 24 часа в сутки, и не играло никакой роли, в каком отделе вы работаете.
Лаборатории тоже не пустовали. Нередко анализы или экспертизы приходилось срочно заканчивать к определенному сроку. Свет не горел только в нескольких помещениях. Там же, где хранилась масса, осталось непогашенным лишь слабое ночное освещение. Было все-таки довольно светло, и сквозь стекла шкафа проникало достаточно света, чтобы было видно сосуд с поврежденной крышкой. Масса еще не начала двигаться дальше. Пока она оставалась внутри банки и слабо отсвечивала желтовато-красным светом под скользящими по ее поверхности лучами. В этих лучах были видны небольшие пузырьки, образовавшиеся на поверхности и не скрывшиеся в глубине.
Снадобье оставалось неподвижным, но в его глубине таилась энергия, которая не собиралась успокаиваться.
Вот масса вновь пошевелилась… Сначала по ней пошли маленькие волны, которые, то возникая, то исчезая, пробегали по ее поверхности. Загадочную силу, стремящуюся наружу, невозможно было удержать. Скоро она вновь привела черное зелье в движение. Оно все пошло большими волнами и постепенно поднялось до середины поврежденной крышки. Как только масса коснулась ее внутренней стороны, та уже не смогла противостоять давлению. Она была сорвана с резьбы, и темный густой поток оказался на свободе. Освобожденная масса хлынула наружу. Ее становилось все больше. Это было совершенно непостижимо, но массы стало так много, как будто ее частички успели в считанные секунды разделиться на две, четыре и даже больше…
Скоро было покрыто все дно шкафа. Полоски черной дьявольской массы ползли, как жадные пальцы, по внутренним стенкам шкафа, создавая узор, напоминающий абстрактную картину.
Впрочем, абстрактная картина всегда спокойна, а масса постоянно двигалась. Вот она надавила на стекло, которое под ее нажимом задрожало и начало прогибаться наружу. Возникли тончайшие трещины. Давление усилилось, и, наконец, масса добилась того, чего хотела. Стекло разлетелось на куски!
Не было даже звона, потому что звуки, возникавшие, когда разбилось стекло, тонули в этом вязком вареве. Масса продолжала изливаться дальше, превратилась в замедленное подобие водопада, спускавшегося из шкафа вниз и выплескивавшегося на пол. Там масса уверенно потекла во все стороны. Возникла черная лужа, которая равномерно увеличивалась во всех направлениях под напором неукротимого черного потока.
Было лишь вопросом времени, когда масса заполнит все помещение. Тогда уже ее не смогла бы удержать никакая дверь. Вторжение черного адского зелья началось…
В Сен-Мало мой «роувер» съехал с парома одним из первых. Рядом со мной сидела Рита, которая улыбалась слабой улыбкой. Я не знаю, что выражала эта улыбка — счастье, успокоение или насмешку. Может быть, все эти свойства выражались одновременно.
Можно сказать, что мы провели напряженную ночь. Она была, как вулкан, и мне стоило больших усилий, чтобы остановить извержение. Нам почти не удалось поспать. Весь сон продлился не более часа. У меня в ушах еще звучали слова, сказанные Ритой о том, что каждый день может оказаться последним в жизни и что следует брать от жизни то, что она нам еще дает.
Где-то она была права, хотя я все-таки был немного иного мнения. Может быть, конечно, я все усложняю. Она на мгновение положила свою руку на мою, когда мы стояли у шлагбаума.
— Ну, доволен?
— Конечно.
— По твоему виду этого не скажешь.
Она потянулась, сидя на переднем сиденье.
— Ты весь в проблемах, Джон.
— Я думаю о ближайшем будущем.
— Конечно, — Рита кивнула головой. — Я тоже думаю о нем, но и не забываю недавнее прошлое.
Я улыбнулся.
— Да, ты права. Я тоже.
Наконец можно было ехать, и мы выехали за ограду порта, которая устояла несмотря на разбушевавшуюся стихию.
Во Франции ураганы тоже достигали чудовищной силы. Больше всего пострадали прибрежные местности и лежащие поблизости города и села.
Нам удалось воочию убедиться в том, что ураган успел натворить немало. Около дороги попадались переломленные, как спички, деревья. К счастью, сучья, ветки, гигантские кроны деревьев уже не загораживали проезд, потому что команды спасателей успели их убрать, и автомобили могли вновь свободно передвигаться.
Наша дорога вела на запад, навстречу сильному ветру, который все еще завывал вокруг моего «роувера». Я уже освоился с ездой по другой стороне шоссе, которая принята на континенте, и чувствовал себя так же уверенно, как при левостороннем движении в Англии.
— Ничего, если я пока посплю? — спросила Рита.
— Пожалуйста.
— Тогда спокойной ночи.
— Ну и нервы у тебя.
— Циркачке без них нельзя.
Я свернул на широкую дорогу, напоминавшую автостраду, которая вела в направлении западного побережья и заканчивалась в Бресте.
У Бретани есть своя красота. Здесь еще не тронутая природа, похожая на Корнуолл. Эти просторы с их холмами, лесами и полями изобилуют языческими культовыми памятниками, причем камни Карнака не менее популярны, чем памятник Стоун Хедже.
Это дикая необузданная природа. Таковы и люди, которые там живут. У них нет ничего общего с непринужденными и раскованными жителями юга Франции. Здесь люди прочно стоят обеими ногами на земле и чем-то напоминают деревья и камни, выдерживающие любой ураган. Такими сделали их природа и, конечно, море. Тот, кто станет их другом, может полностью на них полагаться, что в наше время уже почти исключение.
Мой «роувер» то приближался к берегу, то опять удалялся от него. Когда попадались отдельно
